Сергей Павлов - Лунная радуга (сборник)

«Ло-о-о… Го-го-о!!! Верни-и-сь… Го-го-го!!!»

Вскинулся пружиной, выскочил в салон. И – прямо в люк… Сорвал одежду, растерзал пакет… Давление вминает ребра.

Вода освещена прожекторами. Кружатся, точно хоровод огней. И Манты кружатся – пушинки тополиные… А я, как сорванный кленовый лист, падаю в темные бездны. И вокруг грохочет, не утихая:

«Лотт-а-а-а!!! Верни-и-и-сь!!! Ого-го-о-о!!!»

Будто бы голос Болла слышу. Не будто бы, а реально. Говорит кому-то:

– Ничего страшного, за него я спокоен. Заработался, двое суток не спал.

Ему резко ответили:

– Я врач, и в ваших советах, мистер Болл, совершенно не нуждаюсь. – И кому-то другому, тоном ниже, но повелительно: – Перенести больного в изолятор!

– А я сказал: оставьте здесь! И улетучивайтесь из моей каюты!

Молодчина, Свен! По-товарищески…

Я открыл глаза и, свесив ноги с койки, сел. Значит, он приволок меня в бункер, сделал усыпляющий укол и поднял в мезоскафе… Ну что ж, все как будто бы правильно. А вот и Дуговский… Я поднялся навстречу.

Дуговский обнял меня и, не обращая внимания на присутствующих, потащил из каюты. Где-то крикнули:

– «Роланд» подходит!

Все заторопились на корму.

Люди что-то кричали и махали огромному белому кораблю. А я стоял и не отрывая глаз смотрел себе под ноги. На аккуратно сложенные щупальца и неживые тусклые глаза…

Кто-то сказал:

– Сегодня утром загарпунили. Всплыл под самым бортом. Тонны полторы – не меньше…

Я опустился на колени и погладил холодную, скользкую руку гиганта, защищенного радиацией.

– Это он… – сказал подошедший Болл.

Нас обступили.

– Интересуетесь? – спросил высокий синеглазый человек. – Хороший экземпляр. Препарировать будем.

Болл крепко держал меня за запястье.

Я высвободил руку, поднялся. Сказал синеглазому:

– А мозг постарайтесь не повредить. Передайте его в Санкт-Петербургский институт бионетики, Керому. Это мозг его дочери… Очень любопытная вещь для науки.

Повернулся и пошел прочь.

Отпуск я решил провести в Санкт-Петербурге. Хотелось посетить знакомые и очень памятные мне места. Рисовал в своем воображении, как я, уставший от одиночества, растворяюсь в толпе занятых собственной жизнью людей, ни с кем не заговаривая, не встречаясь, бреду по набережным, мостам и проспектам, перечитывая строки архитектурных поэм огромного и всегда необычного города…

Однако отпуск начался по-другому. В первый же день мой гостиничный номер был атакован отрядом наших и зарубежных корреспондентов. Я отправил Керому ампулы от регистраторов сенсолинга, сопроводив посылку запиской с кратким перечнем обстоятельств находки, и переехал в загородный кемпинг. Но тайна моего нового убежища была раскрыта журналистами так быстро, что я пожалел: напрасно не принял приглашение Болла провести отпуск вместе с ним на безлюдных озерах Северной Канады. И совсем неожиданно в кемпинге появился Кером.

Я вышел из палатки, повесил у входа табличку «Свободно». Обернулся и увидел его, идущего по хвойному насту, поставил у ног саквояж, подождал. У меня в кармане был билет на самолет в Варшаву, до отлета оставалось три часа.

Кером приближался неторопливо, прихрамывая. Высокий, как всегда респектабельный, с горделивой осанкой. Ослепительно-белый костюм, белая шляпа и неизменный светло-розовый галстук. Пристальный взгляд серых внимательных глаз, седина на висках, загорелые скулы… Обнял меня, тяжело навалившись грудью. Сказал:

– Прости, мой мальчик. Я за тобой. Самолет на Варшаву сегодня уйдет без тебя.

Я смотрел в его по-стариковски жесткие усталые глаза. Хотел и не мог ничего возразить…

– Мы занимаемся этим не ради праздного любопытства, – говорил Кером, вышагивая по голубому ковру своего кабинета. – Мы уверены, что поиски молекулярных инструментов для овладения процессами старения человеческого организма вообще и мозга в частности дадут эффектный результат. Исследования последних лет позволяют ожидать крупных событий в этом секторе знаний. Нам удалось вырвать… да, вырвать проблему старения мозга из области эмпирики и поставить ее на прочную фактическую основу. Изучение вредных возрастных изменений мозга на всех этапах его индивидуального развития, поиски средств, могущих влиять на этот процесс, – генеральная линия нашего института…

По-утиному звонко закрякал гудок вызова. Кером нажал клавишу селектора:

– Алевтина Ивановна, предупредите сотрудников, что я очень занят.

– Александр Карлович, – возразил женский голос. – Прошу извинить, но в приемной вас дожидаются гости из Англии. Профессор Мерих…

– Виноват, – перебил Кером, – миллиард извинений, но даже для Мериха я сейчас не мог бы сделать исключение. Придумайте способ занять англичан на тридцать-сорок минут. И отключите, пожалуйста, все мои телефоны.

– Так вот, – продолжал Кером, глядя куда-то в пространство поверх моей головы, – именно ради этой гуманной, благородной цели мы вынуждены создавать в своих лабораториях биоаналоги мозга реально существующих людей…

– Да, – сказал я. – Существуют живые люди и существуют гуманные цели. И еще существуют средства для достижения этих целей. Кто дал вам право выбирать средства, руководствуясь лишь собственными, возможно неверными, соображениями?

– Никто. Занимаясь этой проблемой, мы вторгаемся в бездну неведомого, идем впереди собственных знаний. Идем иногда почти вслепую. Естественно, правовой аспект наших исследований пока скрыт в тумане неведения. И если не считать философских концепций, поступающих из ведомств научной фантастики, мы не представляем себе, какая система общечеловеческих взглядов утвердится по результатам наших работ.

Он прав… К сожалению, наверное, прав…

– Результаты ваших работ уже ощущаются даже на дне океанов. Вас это не настораживает?

– Очень волнует. Мы получили доказательство того, что биоаналоги организованы на порядок выше обычных моделей мозга, построенных на белковой основе. Кто мог предполагать, что они способны проявить такую самостоятельность в действиях!

– Иными словами, случайно вы создали нечто такое, что выходит за пределы вашего разумения.

– Положим, не совсем случайно… Как это часто бывает в науке, отвоеванные в борьбе с неведомым крупицы знаний не только не становятся решением проблемы в целом, но расширяют и углубляют ее. И даже открывают перед исследователями одну или несколько новых проблем. Вдруг выясняется способность биоаналогов самостоятельно передавать заложенную в них информацию другим белково-мозговым системам!.. Мы это обязательно используем.

Я вздрогнул.

Возбужденно лавируя между разноцветными мягкими креслами, Кером нечаянно задел и опрокинул одно из них – белое. Быть может, Лотта любила сидеть именно в нем…