Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город

— Кто ты? — сказал Дэггет. — Что ты делала в этой штуке, что это?

Она кинула взгляд на спущенный мешок и сдвинула брови, как будто увидела его впервые. Посмотрела снова на Дэггета и открыла рот, как будто хотела что-то сказать. Все ее зубы проскользили по губам и загремели, как тридцать две игральные кости, на кафельном полу.

Как будто озадаченная, но не встревоженная, она исследовала разбросанные зубы, пока они не прекратили подскакивать. Она посмотрела вверх, изучая свои беззубые десны языком — и в пустых гнездах отросли новые зубы, ярко-белые и совершенные, как и предыдущие.

Фрост увидел, что пистолет Дэггета перекочевал из наплечной кобуры под курткой в правую руку, так же магически, как материализовались новые зубы. А сам он перебрался вдоль столешницы подальше от женщины, по направлению к дверному проему, который занимал Фрост.

Зубы на полу каким-то образом были связаны с отрезанной ступней в гостинице, жестом «ОК» из большого и указательного пальца в фойе, частью челюстной кости с зубами на этаже со спальнями и с языком, из которого рос ничем не покрытый глаз. Но Фрост не мог это все увязать в единое целое. Никто не мог это увязать. Это было сумасшествием. В этом не было ничего похожего на то, что он ожидал найти, не просто преступная деятельность или заговор террористов.

Женщина была не просто женщиной. Она была чем-то большим, и ее исключительная красота была, возможно, наименее подозрительной вещью, связанной с ней. Но чем бы еще она ни была, она была женщиной, обнаженной и, по всей видимости, беззащитной, и он не мог стрелять в нее просто потому, что она могла вырастить зубы в мгновение ока, очевидно, по собственному желанию. Он никогда за свою карьеру не стрелял в женщину.

Когда Дэггет присоединился к Фросту, женщина изучала себя в длинном зеркале над двойной раковиной. Она задрала голову вверх, нахмурилась и сказала не им, а себе:

— Думаю, мой Строитель построил этот построитель неправильно.

Тридцать два зуба на полу неожиданно ожили и загремели по керамическим плиткам, возвращаясь к женщине, будто она генерировала магнитное поле. Когда каждый из зубов доползал до расстояния в дюйм или два от ее босых ног, он переставал быть зубом и превращался в гроздь крошечных серебристых крапинок, и все грозди исчезли в ее коже, как если бы она была сухой губкой, а они водой.

Тренировки Фроста научили его тактикам и протоколам для любой ситуации, которые случались ранее в его карьере, но не для этой. Он не видел, что бы они с Дэггетом могли предпринять, кроме как ждать, наблюдать и надеяться понять. Женщина была больше, чем женщиной, и она была странной, и куски тел, разбросанные там и сям, были подтверждением того, что в доме было совершено ужасное насилие, но это не было подтверждением того, что его совершила она.

Традиционный допрос в таких чрезвычайных обстоятельствах ни к чему их не приведет. Она, казалось, находилась почти в трансе, не сильно интересуясь ими. Хотя Фрост не мог понять, о чем она говорила — «Думаю, мой Строитель построил этот построитель неправильно» — он определил в ее тоне беспокойство тем, что кто-то допустил серьезный проступок, что говорило о том, что она была, скорее, жертвой, а не наоборот.

Когда она снова обратила внимание на свое отражение в зеркале, с ее тела поднялась тонкая блестящая дымка, и на мгновение показалось, что у нее есть светящаяся аура сверхъестественного происхождения. А затем дымка объединилась в голубой шелковый халат, который окружил ее тело.

Дэггет сказал:

— Твою мать.

— Ага, — подтвердил Фрост.

— Что-то должно случиться.

— Только что случилось.

— Что-то худшее, — сказал Дэггет.

Женщина поднесла правую руку к лицу и уставилась на нее, словно в замешательстве.

Она повернула голову, чтобы посмотреть на Фроста и Дэггета, как будто только что вспомнила, что была не одна.

Она протянула правую руку в их сторону, и когда рука оказалась полностью вытянутой, раскрыла ладонь. В ней был рот, изобилующий зубами.

Одноглазый, одноухий, с механической кистью из стали и меди на левой руке, Салли Йорк мог видеть и слышать так же хорошо, как и все, и лучше, чем некоторые. Так же хорошо, как и все, он мог приготовить смесь орехов, три вида сыра, три вида крекеров, толстые ломтики американской колбасы, напитки, сорокалетний скотч для себя и Брайса Уолкера, а также «Пепси» для мальчика, Трейвиса Эхерна, которому было всего около десяти лет и который был, по мнению Салли, на четыре года младше того возраста, когда можно иметь дело со скотчем и женщинами, или принимать жизненно важные решения.

К тому времени, как Салли исполнилось четырнадцать, он наслаждался время от времени хорошим виски и мог употреблять ликер. Но, конечно, он был в этом возрасте шесть футов три дюйма ростом, выглядел на двадцать один, сам по себе в этом мире и готов к приключениям. Тогда он еще не потерял ни глаза, ни уха, ни руки и не получил рану от сабли от правого глаза до уголка рта, которая оставила ему серовато-синий шрам, придающий ему немало обаяния. На самом деле, к четырнадцати годами он познал совсем немного веселья, и решил получить сколько-нибудь, что у него чертовски хорошо получалось на протяжении десятилетий. Тогда все зубы у него были настоящими, тогда как сорока семью годами позже все они были золотыми, он расколол, вырвал или просто потерял каждый из них захватывающим и незабываемым образом.

Они устроились в комнате для отдыха Салли, которая была его самой любимой комнатой в доме. Над каменным камином висела голова дикого кабана, с клыками, острыми, как пестики для колки льда, а вместе с ней нож, который использовал Салли, чтобы убить зверя. На одной из стен и на рабочем столе были фотографии в рамках, на которых был он и его приятели в экзотических местах, от джунглей до пустынь, от горных перевалов до кораблей, плывущих по незнакомым течениям, и в каждом случае он и те хорошие старые друзья — теперь все мертвые, каждый был убит так же красочно, как он жил — служили их стране, хотя на них никогда не было формы. Их работа была настолько секретной, что ЦРУ в сравнении с ней казалась открытой, как социальная общественная организация. У их группы не было названия, только номер, но они себя называли «Сумасшедшими ублюдками».

На полках и столах располагались сувениры: отлично сохранившийся шипящий таракан с Мадагаскара; витиевато вырезанная деревянная нога, которую когда-то носил советский террорист карликового роста; шотландский кинжал, обычный кинжал и крис [46] Крис (либо керис) — национальный кинжал с характерной асимметричной формой клинка. Появился на острове Ява, распространен по всей Индонезии, на Филиппинах и в Малайзии. , каждый из них резал его и каждый из них был отобран у нападавших, которые гнили в аду; набкери [47] Набкери/Knobkierrie — африканские дубинки (палицы), которые использовались преимущественно в южной и восточной Африке. Обычно имеют большой шар на одной из сторон, который можно использовать для метания в животных на охоте или наносить удары по голове врага. , которым ему выбили левый глаз и которым он немедленно отомстил тому, кто сделал его наполовину слепым; духовая трубка [48] Духовая трубка — духовое оружие (пневматическое оружие, в котором для сжатия воздуха используется мускульная энергия легких человека). , турецкая сабля, копье, томагавк, ятаган, замысловато выполненные железные наручники и множество других предметов сентиментальной ценности.