Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город

— Где? — спросил Девкалион репликанта, руку которого сжимал.

— Точно на север, по меньшей мере, двести ярдов в лес. Наверное, даже триста.

— Шагни со мной, — сказал Девкалион и переместил их в лес.

Восхитительно дикий и огромный, но все же уютный в каждом промежутке между деревьями, лес мог быть собором днем, однако был серией часовен ночью. Он, должно быть, казался абсолютно непроглядной пустыней для репликанта, но для Девкалиона был рядом комнат, переходящих одна в другую в каждом направлении, воздух пах и наполнялся ароматом природного ладана сосен и горных пихт. Из-за того, что в течение дня в лесу до земли достигало мало света, подлесок путь не преграждал, и пока вес лежащего на ветвях снега не заставлял их заметно сгибаться, только летящие хлопья прокладывали себе путь через вечнозеленое укрытие к колким маленьким холодным поцелуям на его лице.

— Где? — спросил он снова, и репликант сказал:

— Вниз.

Девкалион рассматривал землю под ногами, и различил лишь сплошной слой, плотный и широкий… но затем увидел полые пространства еще ниже, королевство странных комнат.

— Повернись со мной, — сказал он репликанту, и в повороте они шагнули из часовни леса в длинный коридор с белыми стенами и серым полом.

Тишина здесь была более глубокой, чем в лесу наверху, как будто королева давно оставила этот улей, ее рабочие и трутни сопровождали ее бодрствование.

За несколько вдохов, однако, Девкалион понял, что попал в логово Виктора — сейчас Виктора Лебена, клона Виктора Гелиоса — несмотря на все прозвища и все эры, навсегда Франкенштейна. Выдающий запах, доносившийся до него, был не следом феромонов и совсем не потом и кровью. Вместо этого он чувствовал сырые каменные стены ветряной мельницы, которая была переделана в первую лабораторию известного человека далеко в Европе, озон создавался проскакивающими электрическими дугами между полюсами загадочных и старомодных машин, смердящий запах своего собственного недавно умершего тела, который задержался даже после момента успешной реанимации. Его создатель бродил по этому подвалу, близко и все ближе.

— Убей меня, — попросил репликант Бозмена, и Девкалион дал ему эту милость, сломав шею и осторожно опустив на пол.

Крики и топот ног над головой совсем не мешали.

Эддисон Хок работал с Эрикой в гостиной, передвигая диваны, кресла и скамейки для ног, которые будут использоваться в качестве кроватей, чтобы освободить больше места на полу для временной замены матрасам, состоящим из лоскутных и шерстяных одеял, полотенец, теплых зимних курток и других вещей.

Работая, они узнавали друг друга. Эддисон не мог вспомнить ни одной женщины, с которой было бы так легко разговаривать, в чьей компании он чувствовал бы себя так комфортно. Он не был дамским угодником. Он был таким же Доном Жуаном, как оловянная фольга сусальным серебром. Эта привлекательная женщина так очаровала его, что он разговорился, стал менее застенчивым, чем когда-либо с представительницей прекрасного пола.

Множество шагов прогремели вниз по лестнице, в сторону кухни, в сопровождении громкого визга и хохота.

С самого начала красота Эрики, конечно, его ослепила, но вскоре ее внешний вид вряд ли вообще имел значение по сравнению со многими ее другими качествами. Она была спокойной и сведущей — казалось, знала, что именно нужно делать в каждый момент времени, когда разворачивались эти странные события. Она была сама мудрость, как будто везде побывала и все видела, но в то же время оставалась скромной без покладистости, сдержанной без замкнутости, доброй, но не мягкой.

Радостный звон крошечных колокольчиков донесся с нижнего коридора.

Эддисон обнаружил, что Эрика состоит из множества слоев, до такой степени, что казалась непостижимой. Как она могла быть такой доступной и обходительной, при этом оставаясь загадочной, он не знал. Она вселяла в него и удивление, и любопытство. Что-то в этой женщине было недоступно для понимания, отдалено от обычного восприятия, почти мистическое.

В коридоре перед лестницей, за аркой появился Джоко, в одной из своих четырнадцати шапок, украшенных колокольчиками, возглавляющий вереницу детей, исполняющих латиноамериканский танец, некоторые из них надели по одной из оставшихся тринадцати шапок.

— Шаг налево, шаг направо, вперед прыг, прыг. Шаг налево, шаг направо, вперед прыг, прыг. Пируэт!

Эрика приостановила работу, чтобы посмотреть на шествие. Ее добрая улыбка была изгибом любви, материнской ласки. Эддисону хотелось поцеловать эту улыбку, не просто Эрику, а эту улыбку , чтобы ощутить вкус и получить ее безмятежность.

Джоко добрался до передней лестницы и начал подниматься.

— Три ступеньки вверх, одну назад, пошлепать по задним булочкам — шлеп, шлеп, шлеп! Вперед три ступеньки, отойти на одну, пофыркать, как свинка — круто, круто, круто!

Когда дети поднялись за Джоко и все шлепающее и фыркающее удалилось, Эрика сказала:

— Они будут хорошо спать ночью.

— Особенно Джоко, — сказал Эддисон.

— О, Джоко спит редко. Иногда он вставляет вилку для еды в электрическую розетку и бьет себя током около часа. Я не знаю, почему это его не убивает, но не убивает, и я научилась с этим жить.

В неосвещенном коридоре, сразу перед спальней Коррины Рингуолд, Расти знал, что что-то находилось рядом с ним, на расстоянии вытянутой руки слева от него, и он предположил, что это, должно быть, еще одна из тех мерзостей, которая убила всех людей в «Трейлблейзере». Звяк-звяк-звяк. Он не мог расслышать дыхания существа, но, возможно, такие, как они, не дышали. Звяк-звяк. Он ожидал, что оно двинется вперед и растворит его или что они там делали с людьми, как с теми, что во внедорожнике, но создание было лишь тенью в бархатной черноте. Звяк-звяк.

Он подумал побежать вправо, пробившись через темноту к тусклому отсвету ступенек от нижних окон. Но не стал, когда подумал о других существах, которые могли ждать там, чтобы заполучить его, что они зажали его в клещи, что он, должно быть, обречен, независимо от того, куда повернет. Он очень давно был на войне, его нервы стали гражданскими, и он не смог бы за такое короткое время мобилизовать себя против смертельного страха до такой степени, как он с этим справлялся на поле боя.

Не прошло и половины минуты, как Расти понял, что свет был бы предпочтительнее непрерывной темноты, независимо от того, какое скрытое присутствие может обнаружиться. Он ощупал место за собой, вдоль стены около двери спальни, и нашел пластиковую крышку, зазубренную головку шурупа, а затем выключатель в центре. Он поколебался мгновение, разоблачение ожидало его команду, и когда трепет ужаса, холодный, как сухой лед, прошел через него, он включил верхний свет в коридоре.