Дин Кунц - Франкенштейн: Мертвый город

Окна выходили на крыши переднего и заднего крыльца. Но на каждом крыльце был один из этих убийц, кем бы они ни были. Не было выхода наружу, только еще выше.

— У тебя есть чердак? — спросил Расти.

— Да, но…

— Где выход на него?

— Гардеробная в основной спальне.

Разбилось стекло. Судя по звуку, в задней части дома.

— Покажи мне путь, — сказал Расти. — Быстро.

Он был на втором этаже ее дома только однажды, во время экскурсии по дому перед ужином, каждый из них с бокалом хорошего красного вина, был вполне приятный вечер, мир был тогда таким нормальным . Она знала дом лучше него, и даже в темноте, только при внешнем освещении ночи, давящей на окна, Коррина повела его по коридору, через дверь, по спальне и в гардеробную с отдельным входом.

Когда внизу разбилось еще одно окно, Расти закрыл за ними дверь и нащупал выключатель. С опускной двери свисала веревка. Он потянул, и дверь на тугих пружинах опустилась вниз, показав сложенную лестницу, прикрепленную к ней.

Коррина сказала:

— Но с чердака нет выхода. Нас загонят в угол.

Раскладывая лестницу, он прошептал:

— Я не иду наверх. Только ты. — Он развязал простой узел, которым крепилась веревка для опускания к кольцу на нижней поверхности двери. — Затем я их отвлеку. Насколько им известно, я могу быть дома только один. Они возьмут меня и перестанут сильно искать.

— Нет. Я не могу тебе позволить.

Он прошептал:

— Глупо умирать обоим.

Он схватил ее обеими руками, поцеловал так, как никогда не целовал прежде в их решительно платоническом романе, и сказал:

— Иди. Иди!

Она поднялась в темноту.

Когда она поднялась наверх, он крикнул вдогонку:

— Веди себя тихо.

Она повернулась, чтобы посмотреть вниз, лицо бледное, как корка пресного хлеба.

— Пока… что?

— Пока я не вернусь за тобой.

Она не спросила, что ей делать, если он никогда не вернется. Если бы спросила, у него не нашлось бы ответа.

Когда Расти сложил лестницу, дверь с противовесом повернулась и закрылась, закрывая Коррину на чердаке, с тихим звуком, заставившим его вздрогнуть. Он закинул висящую веревку на полку над развешанной одеждой.

Выключив в гардеробной свет, он постоял мгновение, прислонив ухо к двери, прислушиваясь, нет ли движения в комнате. Было тихо, но он знал, что это может быть тишина чего-то поджидавшего, пока он появится.

Он осторожно открыл дверь. Основная спальня была черной за исключением двух прямоугольных окон, едва освещаемых уличными фонарями, закрытыми снежной вуалью.

Он пересек порог и мгновение спустя разглядел открытый дверной проем, ведущий в холл верхнего этажа, который был немного менее темным, чем черная стена, в которой он вырезан.

Если что-то, похожее на блондинку в голубом платье, ждало его здесь, оно бы уже напало. Он отчетливо помнил поразительную змеиную скорость, с которой она набросилась на людей в «Трейлблейзере».

Нагнувшись вперед, вытянув руки вперед и вниз в поисках заграждающей путь мебели, Расти осторожно двинулся в сторону дверного проема. Ему нужно было как можно скорее выбраться из основной спальни до того, как он привлечет к себе внимание и отвлечет от Коррины. Он обошел на ощупь кресло, прошел мимо высокого комода и добрался до открытой двери, не издав ни звука.

Его рот был сухой, как соляной источник. Желудочный сок обжигал горло, чего не было с войны.

Некоторое время он постоял в проеме. Тишина, как луна в безветренную ночь, говорила о том, что убийцы или не вошли в дом, или уже вышли.

Он сделал всего два шага по коридору верхнего этажа и снова замер, прислушиваясь. Здесь не было окон. В тусклом свете, доносившемся через окна фойе и через окно возле нижней части лестницы, невозможно было ничего разобрать.

Тишина. Тишина. Звяк-звяк-звяк на расстоянии. Он подумал, что звук доносится с нижнего этажа. Звяк-звяк-звяк. Неправильно. Не снизу. Он доносился с дальнего конца находившегося в кромешной тьме коридора, в котором он стоял. Звяк-звяк-звяк, звяк-звяк. В этот раз он точнее определил источник: слева от него, на расстоянии вытянутой руки.

Намми О’Бэннон иногда слушал радио, но он никогда не был внутри места, где его создают. Там не было музыкантов и певцов, как он ожидал. Комнаты были почти все сплошь кабинетами, за исключением управления космическим кораблем, где работал мистер Ральф Неттлз, а столы все были забросаны хламом, совсем не прибраны.

Мистер Лисс наблюдал за сломанным монстром, Слепком Боза, в одном из этих кабинетов, а Намми наблюдал за ними обоими. Он боялся, что Слепок Боза начнет делать обычные отвратительные штуки, которые делают монстры, так как там не было пианино, чтобы на нем поиграть, так что он внимательно следил за существом. Он также внимательно следил за мистером Лиссом, потому что старик всегда делал что-то интересное, даже если это было что-то из того, что не одобрила бы бабушка.

Несколько минут все шло более спокойно, чем все время с момента, когда Намми встретил мистера Лисса, а затем случилась самая значительная вещь за весь странный день. На самом деле это была вторая важная вещь в жизни Намми, первая была тогда, когда умерла бабушка, и он остался один.

В комнату зашел мужчина, самый большой мужчина из тех, что видел Намми, не толстый, а высокий и с множеством мускулов, и можно было говорить, что они там были, несмотря на то, что на нем была куртка с капюшоном. Он был больше, чем Бастер Стилхаммер, рестлер, и его руки были настолько большими, что, наверное, он был способен показывать фокусы с исчезновением яблок тем же способом, каким фокусники делают это с монетами. На одной стороне его лица была татуировка, но второй той самой вещью, которая случилась с Намми, были его глаза.

Когда гигант посмотрел на Намми, свет, прошедший через его глаза был таким же, как движущийся свет на аппарате в больнице, продолжавший плясать по экрану, показывавшему сердцебиение бабушки, хотя тот свет был немного и слабее, и ярче, чем этот, также не страшный, а красивый и успокаивающий. Намми не знал, почему свет в глазах мужчины не напугал его, как он мог бы ожидать, особенно с наполовину поврежденным лицом и татуировкой — а затем узнал .

Бабушка сказала, что на земле были ангелы, ангелы-хранители, но они работали секретно, и их нелегко было отличить от других людей, потому что у них не было крыльев или ореолов. Она сказала, что единственным способом, которым иногда можно их различить, было увидеть в их глазах свет любви. Они были так наполнены любовью, говорила бабушка, что иногда они не могли удержать ее всю внутри, и они выдавали себя с головой светом в своих глазах.

Намми никогда раньше ангела не видел, и сейчас здесь был один из них, и он сказал Намми: