Герберт Уэллс - Первые люди на Луне (пер. Толстой)

Прыг, прыг, прыг. Каждый прыжок, казалось, длился столетия. Бледный отрезок Солнца скрывался за горизонтом, удлинявшаяся тень грозила поглотить шар, прежде чем я доберусь до него. Две мили — не менее сотни прыжков, — воздух разрежался; точно выкачиваемый насосом, и холод сковывал мои суставы. Но если умирать, то умирать в движении. Ноги мои скользили в снегу. Один раз я упал в кусты, которые рассыпались впрах подо мной; другой раз я споткнулся и скатился кубарем в овраг, исцарапав до крови лицо и руки.

Но все это было ничто в сравнении с промежутками, с ужасными паузами в воздухе перед надвигающимся приливом ночи. Дыхание мое свистело, точно в легкие мне втыкались ножи. Сердце билось так сильно, что отдавалось в голове.

«Доберусь, доберусь ли я?»

Я дрожал от страха.

«Ложись! — уговаривало меня отчаяние. — Ложись!»

Чем ближе я подходил к цели, тем отдаленнее она мне казалась. Я закоченел, оступался, ушибался, порезался несколько раз, но кровь не выступала.

Наконец я увидел шар.

Я выбился из сил и упал. Легкие мои хрипели. Я пополз. На губах моих скоплялся иней; ледяные сосульки свисали с усов; я весь покрылся замерзшим воздухом.

Оставалось еще ярдов двенадцать.

В глазах у меня потемнело.

«Ложись! — кричало отчаяние. — Ложись!»

Я прикоснулся к шару и остановился.

«Слишком поздно! — нашептывало отчаяние. — Ложись!»

Я боролся изо всех сил. Я стоял у люка, отупев, полуживой. Кругом лежал снег. Я соскользнул внутрь. Там было немного теплее.

Снежные хлопья, хлопья замерзшего воздуха танцевали вокруг меня. Я попытался окоченелыми пальцами закрыть и крепко завинтить крышку.

Я всхлипнул.

— Я должен! — пробормотал я, стиснув зубы. Затем дрожащими, хрустящими пальцами стал нащупывать кнопки штор. Пока я возился — раньше мне никогда не приходилось этого делать, — я смутно видел через запотевшее стекло красные лучи заходящего Солнца, мерцавшие сквозь буран, и темные очертания зарослей, гнувшихся и ломающихся под тяжестью снега. Все гуще и гуще крутились хлопья, чернея на светлом фоне. Что, если я не справлюсь с заслонками?

Наконец что-то щелкнуло под моими руками, и в одно мгновение последнее видение лунного мира исчезло из моих глаз. Я погрузился в тишину и мрак межпланетного пространства.

Я чувствовал себя так, точно меня убили. В самом деле, я представляю себе, что человек, которого внезапно убивают, должен ощущать то же самое, что и я. В первый момент — муки агонии и ужас, затем — тьма и безмолвие; ни света, ни жизни, ни Солнца, ни Луны, ни звезд, — пустота бесконечности. Хотя я это сделал сам, хотя я уже испытал все это вместе с Кавором, однако я был ошеломлен, оглушен, подавлен. Казалось, что я несся вверх в бесконечный мрак. Мои пальцы скользили по кнопкам, я повис, утратив вес, и мягко натолкнулся на тюк, золотую цепь и золотые дубины, плававшие в середине шара.

Не знаю, как долго продолжалось это парение. Внутри шара чувство земного времени утратилось еще больше, чем на Луне. При первом прикосновении к тюку я точно пробудился от тупого сна. Я понял, что если я хочу бодрствовать и жить, то должен зажечь свет или открыть окно, чтобы увидеть что-нибудь. Кроме того, я замерз. Я оттолкнулся от тюка, схватился за тонкие тросы на стекле и вскарабкался до края люка. Ознакомившись со всеми кнопками, я оттолкнулся оттуда, перелетел через тюк и, столкнувшись с чем-то толстым и мягким в воздухе, схватился за трос около кнопок и подтянулся до них. Потом я зажег лампочку, чтобы посмотреть, на что я натолкнулся. Я убедился, что это был старый номер газеты «Lloyd's News», оторвавшийся и носившийся в пустоте. Я вспомнил о своем размере по сравнению с бесконечностью, рассмеялся и почувствовал, что задыхаюсь. Хорошо было бы достать немного кислорода из цилиндра. Сделав это, я зажег грелку, согрелся, достал провизию и поел. Затем осторожно принялся знакомиться с устройством каворитных штор, чтобы убедиться, смогу ли я узнать, куда несется шар.

Я открыл и тотчас же захлопнул первую штору, — меня ослепил и опалил солнечный свет. Подумав, я приоткрыл шторы с противоположной стороны и увидел огромный рог Луны, а позади нее — маленький рог Земли. Я очень удивился, что нахожусь так далеко от Луны. Я почти не испытал толчка при подъеме. Как в земной атмосфере, отлет по касательной от Луны был в двадцать восемь раз легче, чем на Земле. Я думал, что нахожусь над нашим кратером, во мраке ночи, но кратер стал теперь частью белого рога, заполнявшего небо. А Кавор?

Он теперь бесконечно малая величина.

Я пытался представить себе, что с ним могло случиться. Но тогда я думал, что он погиб. Мне казалось, что я вижу его, распластанного и раздавленного, у подошвы голубого водопада. И вокруг него — эти тупоумные насекомые…

Прикосновение летающей газеты сделало меня на время практичным. Мне необходимо было вернуться на Землю, но, по моим наблюдениям, шар уносился все дальше от Земли; что бы ни случилось с Кавором, даже если он остался жив, что мне казалось невероятным после того, как я увидел запятнанный кровью обрывок бумаги, я 6eссилен ему помочь. Он находился там, живой или мертвый, за покровом беспросветной ночи, и должен оставаться, по крайней мере, до тех пор, пока я не смогу призвать людей на помощь. Собирался ли я это сделать? Да, я думал об этом. Вернуться на Землю, если это возможно, и затем обдумать, что предпринять: либо показать и объяснить устройство шара немногим надежным людям и действовать вместе с ними, или же сохранить тайну, продать золото, приобрести оружие, припасы и одного помощника, вернуться на Луну, расправиться с селенитами и освободить Кавора, если это еще возможно, и захватить побольше золота, чтобы дальнейшие опыты построить на более солидном фундаменте. Но все это пустые надежды. Прежде всего надо вернуться на Землю.

Я принялся думать о возвращении на Землю. Когда предо мной предстали все трудности этой проблемы, я совсем перестал думать о том, что будет после возвращения туда. В конце концов главное — это вернуться на Землю.

Я решил, что лучше всего полететь обратно к Луне, приблизиться к ней насколько возможно, чтобы усилить скорость движения; после этого закрыть окна шара и, облетев вокруг Луны, открыть окна в сторону Земли. Достигну ли я Земли или же просто буду вращаться вокруг нее по гиперболической, параболической или какой-нибудь другой кривой, — этого я не знал. Потом я догадался и, открыв некоторые из окон к Луне, показавшейся на небе впереди Земли, я взял курс в сторону так, чтобы стать против Земли, так как иначе я пролетел бы мимо нее. Разрешить все эти проблемы было нелегко, — ведь я не математик, — и вернулся на Землю только благодаря счастливому случаю. Если бы я знал тогда, сколько шансов по теории вероятностей против меня, я бы не стал даже делать попыток вернуться на Землю. Решив, что мне нужно делать, я раскрыл все окна на Луну и скорчился на дне. От толчка я поднялся на несколько футов в воздухе, повис в самом глупом положении и ждал, пока диск Луны увеличится и будет находиться от меня на нужном расстоянии. Затем я закрою все окна, пролечу мимо Луны со скоростью, приобретенной при падении на нее, — если только не упаду на нее, и направлю полет к Земле.