Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

СВИНКА: Я пригнул его к земле. Он был могучим бойцом, пока я не показал ему траву в моей руке. Затем он открыл рот и запел, запинаясь, странные песни далекой страны. Nunca sera madeira na mao da gente! (Он никогда не будет дубинкой в наших руках!) (В этом месте все они запели песню на „языке жен“, один из наиболее длинных фрагментов из известных нам.)»

Заметьте, что для них это обычный пример — сначала говорить на старке, а в кульминационные моменты переходить на португальский. По размышлении мы поняли, что сами обычно так делаем, переходя на свой родной португальский язык в наиболее волнующие моменты.

Такое описание битвы, скорее всего, не покажется странным, когда вы прослушаете достаточное количество рассказов, чтобы понять, что они всегда кончаются смертью героев. Очевидно, им не нравятся легкие комедии.

Во время межзвездного перелета заняться было особенно нечем. После выбора курса и выполнения перехода Парка единственной задачей было рассчитать, насколько близкой к скорости света является скорость корабля. Бортовой компьютер вычислил точную скорость и затем определил, сколько, в относительном времясчислении, должен длиться перелет до точки перехода Парка для возврата к управляемой субсветовой скорости. «Как секундомер, — подумал Эндер. — Включил, выключил, дистанция пройдена».

Джейн не могла загрузить сколько-нибудь большую часть себя в память бортового компьютера, поэтому Эндер провел восемь дней путешествия практически один. Способностей бортового компьютера вполне хватило на то, чтобы помочь ему освоиться с переходом от испанского к португальскому. На нем довольно легко было разговаривать, однако многие согласные отсутствовали, поэтому понимать его было нелегко.

Разговор по-португальски с компьютером-тугодумом начинал сводить с ума после одного-двух часов каждый день. Во всех прошлых путешествиях Вэл была рядом с ним. Не то чтобы они всегда разговаривали — Вэл и Эндер знали друг друга настолько хорошо, что зачастую им не о чем было говорить. Однако в ее отсутствие Эндера все больше стали раздражать собственные мысли; они не доходили до сути, потому что не с кем было ими поделиться.

Даже от Королевы не было никакого толку. Ее мысли были мгновенными; они передавались не синапсами, а филотами, которые не затрагивали релятивистские эффекты при движении со скоростью света. Для нее проходило шестнадцать часов на каждую минуту, прожитую Эндером — разница была слишком велика, чтобы он мог как-нибудь связаться с ней. Если бы она была не в коконе, то к ее услугам были бы тысячи баггеров, каждый выполняющий свою задачу и передающий в ее обширную память свои ощущения. Но сейчас у нее была только своя память, и за эти восемь дней заточения Эндер начал понимать ее страстное стремление к освобождению.

По прошествии восьми дней он уже довольно прилично говорил непосредственно по-португальски, вместо того чтобы каждый раз переводить с испанского. Он также соскучился по общению с людьми — он был бы даже рад поспорить о религии с кальвинистом, чтобы поговорить хоть с кем-нибудь умнее бортового компьютера.

Звездолет выполнил переход Парка; в неуловимый момент его скорость изменилась относительно всей остальной Вселенной. Или, скорее, согласно теоретическим представлениям, скорость всей остальной Вселенной изменилась, тогда как корабль оставался совершенно неподвижным. Нельзя было убедиться ни в том, ни в другом, потому что никто не наблюдал за этим явлением. Это было чьей-то догадкой, потому что никто не понимал принцип возникновения филотических эффектов; ансибл был открыт наполовину случайно, а вместе с ним и принцип мгновенности Парка. Пусть он был непонятен, но он работал.

Иллюминаторы корабля мгновенно заполнились звездами, как только свет стал видимым во всех направлениях. Когда-нибудь ученые поймут, почему при переходе Парка почти не потребляется энергия. В глубине души Эндер был уверен, что межзвездные полеты людей требуют неимоверной платы. Ему как-то пришло в голову, что при каждом переходе Парка где-нибудь мигает звезда. Джейн уверяла его, что это не так, но он знал, что многие звезды не видны нам; может исчезнуть целый триллион звезд, а мы этого и не заметим. В течение тысяч лет мы можем видеть фотоны, испущенные звездой, которой, может быть, уже не существует. К тому времени, когда мы увидим, что Галактика погасла, будет уже поздно менять курс.

— Сидишь здесь в параноидных фантазиях, — сказала Джейн.

— Ты не можешь читать мысли, — ответил Эндер.

— Ты всегда становишься мрачным и размышляешь о гибели Вселенной каждый раз, когда выходишь из межзвездного перелета. Наверное, тебя так укачивает.

— Ты уже предупредила власти Лузитании о моем приезде?

— Это очень маленькая колония. Здесь нет иммиграционных властей, потому что вряд ли сюда кто-нибудь приезжает. Автоматический челнок доставляет людей на орбиту и обратно в до смешного крохотный космопорт.

— Разрешение на иммиграцию?

— Ты — Глашатай. Они не могут не впустить тебя. Кроме того, иммиграционные власти представлены губернатором, она же мэр, так как город совпадает с колонией. Ее имя Фария Лима Мария до Боске, по прозвищу Боскинья, и она шлет тебе приветствия и хочет, чтобы ты возвращался обратно, потому что у них достаточно своих проблем и без проповедника агностицизма, смущающего добрых католиков.

— Она так сказала?

— На самом деле не тебе — это епископ Перегрино так ей сказал, а она согласилась. Но у нее работа такая — соглашаться. Если ты скажешь ей, что все католики — суеверные глупцы, поклоняющиеся идолам, она, наверно, вздохнет и скажет: я надеюсь, что вы оставите свое мнение при себе.

— Ты вводишь меня в заблуждение, — сказал Эндер. — Чего, по-твоему, я не хотел бы слышать?

— Новинья отменила свой вызов Глашатая. Через пять дней.

Конечно, Межзвездный Кодекс гласит, что после того, как Эндер отправился в путь по ее вызову, его нельзя отменить в законном порядке; все же это полностью меняло дело, потому что вместо того чтобы нетерпеливо ждать его приезда двадцать два года, она будет страшиться этого, будет возмущена тем, что он приехал, когда она переменила свое мнение. Он ждал, что она примет его как долгожданного друга. Теперь же она будет еще более враждебно настроена, чем католическая церковь.

— Хоть бы что-нибудь сделало мою работу проще, — сказал он.

— Не все так плохо, Эндрю. Знаешь, за прошедшие годы некоторые другие вызывали Глашатая, и они не отменили свои вызовы.

— Кто?

— По очаровательному совпадению, это сын Новиньи Миро и ее дочь Эла.