Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

«Почему он предупреждает нас? Ближайшая планета, Тронхейм, находится на расстоянии в двадцать два световых года, да и маловероятно, чтобы там был Глашатай. Пройдут десятилетия, прежде чем приедет Глашатай, да и приедет ли вообще?». Она перегнулась через Куару, чтобы спросить у Кима — он-то уж слушал.

— Что это за разговоры о Глашатае Мертвых? — прошептала она.

— Если бы ты слушала, ты бы сама знала.

— Если не скажешь, я тебе…

Ким ухмыльнулся, чтобы показать ей, что не боится ее угроз. Но, так как в действительности он все же боялся ее, то все рассказал.

— Какой-то безбожник, очевидно, пригласил Глашатая еще когда умер первый ксенолог, и он приезжает после полудня — он уже в челноке, а мэр выехала, чтобы встретить его.

Она не была готова к этому. Компьютер не сообщил ей, что Глашатай уже в пути. Она ожидала его через несколько лет, чтобы он рассказал правду о чудовище, называвшемся отцом, наконец благословившим семью своей смертью; правда явилась бы как луч света, чтобы осветить и очистить их прошлое. Но отец умер слишком недавно, чтобы сейчас говорить о нем. Его щупальца все еще протягиваются из могилы и высасывают их сердца.

Проповедь закончилась, наконец закончилась и месса. Она крепко прижала руку Грего, чтобы он, пока они пробирались сквозь толпу, не стащил чью-нибудь книгу или сумку. И Ким был при деле — он нес Куару, всегда впадавшую в ступор, находясь среди незнакомых людей. Ольгадо включил свои глаза и занялся своими штучками, подмигивая металлическим глазом какой-нибудь пятнадцатилетней полудевственнице, надеясь напугать ее. Эла преклонила колена перед статуями Ос Венерадос, ее давно умерших, почти святых бабушки и дедушки. «Вы гордитесь тем, что у вас такие прелестные внуки?».

Грего ухмылялся: так и есть, в руке у него был детский башмачок. Эла про себя помолилась за то, чтобы ребенок остался невредимым после этой встречи с Грего. Она взяла у Грего башмачок и положила его на небольшой алтарь, где как постоянное доказательство чудесного избавления от десколады горели свечи. Чей бы башмачок этот ни был, он найдет его здесь.

Мэр Боскинья была довольно радушна на протяжении всего пути от посадочной площадки до города Милагре. Она указала ему на стада полудомашних кабр, местного вида, дающих сырье для изготовления тканей, однако их мясо не содержало необходимых человеку питательных веществ.

— Едят ли их свинки? — спросил Эндер.

Она подняла бровь.

— Мы мало знаем о свинках.

— Мы знаем, что они живут в лесу. Выходят ли они на равнину?

Она пожала плечами.

— Пусть это решают фрамлинги.

Эндер был поражен, услышав, что она употребила это слово; конечно же, последняя книга Демосфена была опубликована двадцать два года назад и была распространена по ансиблу среди всех Ста Миров. Ютланнинг, фрамлинг, раман, варелс — все эти термины были теперь частью старка и, очевидно, не кажутся уже особенно новыми для Боскиньи.

Именно отсутствие у нее интереса к свинкам оставило в нем ощущение дискомфорта. Люди Лузитании, очевидно, не могли оставаться равнодушными к свинкам — ведь именно из-за них была выстроена высокая непреодолимая ограда, за которую не мог выйти никто, кроме ксенологов. Нет, это было не простое отсутствие интереса, она избегала разговоров о них. Он не мог выяснить, было ли причиной этого то, что свинки-убийцы были болезненным предметом обсуждения, или же она не верила Глашатаю.

Они взобрались на вершину холма, и Боскинья остановила машину, которая мягко опустилась на свои полозья. Внизу под ними широкая река пробивала себе путь между травянистыми холмами; далекие холмы за рекой были полностью покрыты лесом. Разбросанные вдоль другого берега реки кирпичные и пластиковые дома с черепичными крышами образовывали живописный город. На холмах ближнего берега расположились фермы, их длинные узкие поля простирались почти до самого холма, где сидели Эндер и Боскинья.

— Милагре, — сказала Боскинья. — На самом высоком холме — кафедральный собор. Епископ Перегрино просил людей быть вежливыми с вами и помогать вам.

Из того, каким тоном она это сказала, Эндер сделал вывод, что он также дал им понять, что он является опасным агентом агностицизма.

— Пока Бог не убьет меня своей молнией? — спросил он.

Боскинья улыбнулась.

— Бог дает нам пример христианской терпимости, и мы ожидаем, что каждый из нас последует ему.

— Они знают, кто вызвал меня?

— Кто бы ни вызвал вас, он человек не болтливый.

— Кроме того, что вы мэр, вы еще и губернатор. У вас есть привилегии по части доступа к информации.

— Я знаю, что ваш первоначальный вызов был отменен, но слишком поздно. Я также знаю, что в последние годы было еще два вызова. Но вы должны сознавать, что многие вполне удовлетворены своей верой и тем утешением, которое они получают от священников.

— Они почувствуют облегчение, когда узнают, что я не занимаюсь вопросами веры и утешения.

— Ваше великодушное предложение принять от вас груз скрики принесет вам популярность в барах, и вы можете не сомневаться, что вы увидите массу тщеславных женщин, носящих шкуры скрики, когда придет время. Это будет осенью.

— Случилось так, что мне пришлось приобрести груз скрики вместе со звездолетом — он был мне ненужен, и я не жду особенной благодарности.

Он взглянул на жесткую, похожую на мех траву.

— Эта трава — она настоящая?

— И совершенно бесполезная. Мы не можем даже заготавливать ее на сено — если ее скосить, она крошится и превращается в пыль при первом же дожде. Но внизу на полях распространена разновидность амаранта, выведенная нашим ксенобиологом. Рис и пшеница давали здесь слабые и нежизнеспособные всходы, но амарант настолько прижился здесь, что мы вынуждены применять гербициды, чтобы предотвратить его распространение.

— Почему?

— Этот мир находится под карантином, Глашатай. Амарант настолько приспособлен к здешним условиям, что он скоро вытеснит местные виды травы. В наши цели не входит изменение Лузитании по земному образцу. Мы предполагаем оказать на эту планету как можно меньшее воздействие.

— Это, должно быть, тяжело сказывается на людях.

— В пределах нашей колонии мы чувствуем себя свободно и живем насыщенной жизнью. А за оградой — никто не испытывает совершенно никакого желания выходить за нее.

В ее голосе чувствовалось скрытое волнение. Теперь Эндер осознал, насколько глубоко проник в их души страх перед свинками.

— Глашатай, я знаю, вы думаете, что мы боимся свинок. Наверно, некоторые из нас боятся. Однако ощущение, часто испытываемое большинством из нас, — это не совсем страх. Это ненависть. Презрение.

— Вы никогда не видели их.