Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Правда?

— Я должен был бы больше сделать для девочки. Хочу посмотреть, не поздно ли начать сейчас.

Дона Криста усмехнулась.

— Пипо, я была бы очень рада, если бы вы попробовали. Но поверьте мне, дорогой друг, пытаться затронуть ее сердце — это все равно что купаться в проруби.

— Представляю. Но это почувствует тот, кто попробует затронуть ее чувства. А что будет чувствовать при этом она? Будучи такой холодной, она, скорее всего, вспыхнет огнем.

— Вы просто поэт, — заметила дона Криста. В ее голосе не было иронии, она на самом деле так считала. — Понимают ли свинки, что мы выбрали лучшего из нас своим послом?

— Я пытаюсь уверить их в этом, но они настроены скептически.

— Я пришлю ее к вам завтра. Предупреждаю — она хочет сразу сдать экзамен и будет возражать против предварительного собеседования.

Пипо улыбнулся.

— Я гораздо больше беспокоюсь о том, что будет с ней после экзамена. Если она провалится, то у нее будут серьезные проблемы. Если же она выдержит, то проблемы появятся у меня.

— Почему?

— Либо будет требовать, чтобы я досрочно проэкзаменовал его на ксенолога. И если он сдаст экзамен, то мне останется лишь пойти домой, лечь и умереть.

— Это романтические глупости, Пипо. Никто в Милагре не смог бы относиться к своему тринадцатилетнему сыну, как к равному, только вы.

После ее ухода Пипо и Либо работали как всегда, записывая результаты дневных наблюдений за свинками. Пипо сравнил работу Либо, его образ мышления, его проницательность со способностями некоторых знакомых ему студентов из университета, где он учился до отъезда в лузитанскую колонию. Он, может быть, еще мал, и ему еще нужно многое узнать, но он уже был настоящим ученым по своему подходу и гуманистом в душе. К тому времени, когда они закончили работу и шли домой при свете большой ослепительной луны, Пипо решил, что Либо уже заслужил, чтобы к нему относились как к равному, независимо от того, сдал он экзамен или нет. Экзамен все-таки не может выявить то, что действительно важно.

Поэтому, понравится это Новинье или нет, Пипо собирался сначала выяснить, обладает ли она этими не поддающимися измерению качествами ученого; если нет, то он не допустит ее к экзамену независимо от ее познаний. Пипо собирался вести себя непреклонно.

Новинья знала, как ведут себя взрослые, когда собираются сделать по-своему, но не хотят ссоры или даже просто неприятного разговора. «Конечно, конечно, ты можешь сдать экзамен. Однако нет причины так спешить, давай подождем немного, дай мне убедиться в том, что ты сдашь с первой попытки».

Новинья не хотела ждать. Она была готова.

— Я готова прыгать сквозь ваши обручи, — сказала она.

Его взгляд стал холодным. С ними всегда было так. Это ее устраивало, пусть они будут холодны, она тоже может заморозить их насмерть.

— Мне не надо, чтобы ты прыгала сквозь обручи, — ответил он.

— Я только попрошу, чтобы вы поставили их в ряд один за другим, чтобы я могла сделать это быстро. Я не желаю растягивать это на несколько дней.

Секунду он выглядел задумчивым.

— Ты так спешишь?

— Я готова. Межзвездный Кодекс позволяет мне требовать экзамена в любое время. Это касается только меня и Межзвездного Конгресса, и нигде не написано, что ксенологи лучше знают, что делать, чем Межпланетный Экзаменационный Совет.

— Значит, ты читала невнимательно.

— Чтобы сдать экзамен раньше, чем мне будет шестнадцать, нужно только разрешение моего официального опекуна. Но у меня нет опекуна.

— Напротив, — ответил Пипо. — Со дня смерти твоих родителей твоим официальным опекуном является мэр Боскинья.

— Она не возражает против того, чтобы я сдавала экзамен.

— При условии, что принимать его буду я.

Новинья заметила его напряженный взгляд. Она не знала Пипо, поэтому она решила, что такое выражение глаз она видела уже много раз — желание властвовать, управлять ею, подавить ее решимость и лишить ее независимости, желание подчинить ее.

Мгновенный переход ото льда к пламени.

— Что вы знаете о ксенобиологии! Вы только ходите и разговариваете со свинками, вы даже не имеете понятия о механизмах наследственности! Кто вы такой, чтобы оценивать меня? Лузитании нужен ксенобиолог, они уже восемь лет обходятся без него. А вы хотите заставить их ждать еще только для того, чтобы продолжать руководить.

К ее изумлению, он не взволновался, не отступил, даже не рассердился в ответ, как будто она ничего не сказала.

— Я понял, — сказал он спокойно. — Ты хочешь стать ксенобиологом от большой любви к людям Лузитании. Видя общественную потребность, ты жертвуешь собой и готова с детства начать бескорыстно служить людям.

То, что он говорил, звучало абсурдно. Она думала совсем не так.

— Разве этой причины недостаточно?

— Достаточно, если это правда.

— Вы хотите сказать, что я лгу?

— Твои слова говорят об этом. Ты говорила о том, как они, люди Лузитании, нуждаются в тебе. Но ведь ты живешь среди нас. Ты всю жизнь прожила среди нас. Ты готова жертвовать для нас, но ты не чувствуешь себя частью общества.

Значит, он был не таким, как остальные взрослые, которые верили лжи, если эта ложь делала ее похожей на того ребенка, каким ее хотели видеть.

— Почему я должна чувствовать себя частью общества, если это не так?

Он серьезно кивнул, как будто обдумывая ее ответ.

— Тогда частью какого общества ты являешься?

— Единственное другое общество здесь — это свинки, но ведь вы не видели меня с ними.

— На Лузитании есть и другие группы. Например, ученики — ведь ты учишься.

— Это не для меня.

— Знаю. У тебя нет товарищей, близких друзей, ты ходишь к мессе, но не ходишь на исповедь, ты так обособленна, что, насколько возможно, не касаешься жизни колонии, да и всей человеческой расы. Судя по всему, ты живешь в полной изоляции.

Новинья не была готова к этому. Он увидел глубоко скрытую боль в ее жизни, а она не знала, как на это реагировать.

— Если и так, то это не моя вина.

— Я знаю. Я знаю, когда это началось, и я знаю, кто виноват в том, что это продолжается до сих пор.

— Я?

— Я. И все остальные. Но в основном я, потому что я знал, что происходило с тобой, и ничего не сделал. До сегодняшнего дня.

— И сегодня вы собираетесь лишить меня единственного, что имеет значение в моей жизни. Большое спасибо за ваше сострадание!

И вновь он серьезно кивнул, как будто он принял и признал ее ироническую благодарность.

— В каком-то смысле, Новинья, неважно, что это не твоя вина. Ведь город Милагре — это общество, и даже если оно обошлось с тобой скверно, оно должно по-прежнему действовать как общество, чтобы обеспечить наибольшее благоденствие всем его членам.