Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Она еще не доверяла ему, не верила его обещаниям.

— Я захочу часто приходить сюда. Все время.

— Мы закрываем дверь, когда идем домой спать.

— А все остальное время? Вы устанете от меня. Вы попросите меня уйти. У вас будут секреты от меня. Вы скажете, чтобы я молчала и не лезла со своими идеями.

— Мы только подружились, а ты уже подозреваешь меня во лжи и хитрости, в грубости и нетерпеливости.

— Но вы будете делать так же, как все, — они все мечтают, чтобы я ушла…

Пипо пожал плечами.

— Ну и что? Любой человек иногда хочет, чтобы его оставили в покое. Иногда и мне захочется, чтобы ты ушла. Но если я захочу, даже если я попрошу тебя уйти, ты можешь остаться.

Никто и никогда не говорил ей такого.

— С ума сойти.

— Только одно — обещай мне, что никогда не попытаешься выйти к свинкам. Я никогда не разрешу тебе, а если ты как-то добьешься этого, то Межзвездный Конгресс свернет нашу работу и запретит любой контакт с ними. Обещаешь? Или все будет впустую — и твоя работа, и моя работа…

— Обещаю.

— Когда ты хочешь сдавать экзамен?

— Сейчас! Могу я начать сейчас?

Он мягко усмехнулся, затем протянул руку и, не глядя, включил терминал. Тот заработал — первые генетические модели возникли в воздухе над терминалом.

— У вас все готово к экзамену! — сказала она. — Вы все это время знали, что допустите меня к нему!

Он покачал головой.

— Я надеялся. Я верил в тебя. Я хотел помочь тебе сделать то, о чем ты мечтала. Если это что-то хорошее.

Она не была бы Новиньей, если бы не съязвила:

— Понятно. Вы судья по мечтам.

Наверно, Пипо не понял, что это оскорбление. Он лишь улыбнулся и сказал:

— Вера, надежда и любовь — три основные вещи. Но величайшая из них — любовь.

— Вы не любите меня, — сказала она.

— Ага, — ответил он. — Я — судья по мечтам, а ты — судья по любовным делам. Отлично, я обвиняю тебя в мечтах о добром и приговариваю к пожизненной работе и страданиям во имя твоих мечтаний. Я только надеюсь, что ты не признаешь меня невиновным в любви к тебе.

На минуту он погрузился в раздумья.

— Моя дочь умерла от десколады. Мария. Она была несколькими годами старше тебя.

— И я напоминаю вам ее?

— Я думал об этом — она была бы совсем непохожа на тебя.

Начался экзамен и продолжался три дня. Она сдала его лучше, чем многие выпускники. Впоследствии она не могла вспомнить этот экзамен как начало ее карьеры, конец детства, подтверждение ее жизненного призвания. Она вспоминала этот экзамен, потому что он был началом ее пребывания на станции Пипо, где Пипо, Либо и Новинья втроем образовали первый после смерти ее родителей коллектив, к которому она принадлежала.

Это было нелегко, особенно вначале. Новинья не сразу оставила свою привычку к холодной конфронтации. Пипо понял это и был готов выдерживать ее словесные нападки. Гораздо труднее пришлось Либо. Станция ксенобиологов для него с отцом была местом уединения. Теперь же, не спрашивая его мнения, к ним добавили третьего человека, холодную и требовательную личность, которая разговаривала с ним как с ребенком, хотя они были одного возраста. Его раздражало и то, что она была полноправным ксенобиологом с отвечающим этому званию статусом взрослого, а он все еще был учеником.

Однако он старался терпеливо снести это. Ему от природы были присущи спокойствие и кротость. Он не был склонен открыто обижаться. Но Пипо знал своего сына и видел, что тот кипит возмущением. Со временем даже Новинья, хотя она не была особо чувствительной натурой, начала понимать, что она раздражает Либо больше, чем может выдержать нормальный молодой человек. Но вместо того, чтобы смягчиться, она восприняла этот как вызов. Как бы ей вызвать ответную реакцию у этого неестественно тихого, добродушного и красивого парня?

— Ты хочешь сказать, — однажды спросила она, — что за все эти годы вы так и не поняли, как свинки размножаются? Откуда вы знаете, что все они мужчины?

Либо мягко ответил:

— Мы объяснили им, что значит «мужчина» и «женщина», как только они научились нашим языкам. Они предпочли называть себя мужчинами. А говоря о других особях, которых мы никогда не видели, они называли их женщинами.

— Но как же, по-вашему, они размножаются — почкованием? Или делением?

Ее тон был пренебрежительным, и Либо ответил не сразу. Пипо представлял себе, как он мысленно перефразирует ответ, чтобы он был спокойным и безопасным.

— Мне хотелось бы, чтобы наша работа была ближе к физической антропологии, — произнес он. — Тогда мы могли бы применить твои исследования субклеточной структуры к тому, что мы знаем о свинках.

Казалось, Новинья была потрясена.

— Вы хотите сказать, что даже не брали у них образцов тканей?

Либо слегка вспыхнул, но голос его оставался спокойным. «Парень вел бы себя точно так же и на допросе инквизитора», — подумал Пипо.

— По-моему, это глупо, — сказал Либо, — но мы опасаемся, что свинки заинтересуются, зачем нам кусочки их тел. Если вдруг кто-нибудь из них впоследствии заболеет, то они могут подумать, что это мы вызвали болезнь.

— А что, если взять образцы их шерсти? Можно многое узнать из анализа волос.

Либо кивнул; Пипо, наблюдавший за ними из-за своего терминала в другом углу комнаты, узнал этот жест — Либо перенял его у отца.

— Многие из первобытных племен Земли верят в то, что в их волосах находится их жизненная сила. Что, если свинки решат, что мы хотим их заколдовать?

— Разве вы не знаете их языка? К тому же, я думала, некоторые из них могут говорить и на старке? — она не пыталась скрыть свое превосходство. — Разве вы не можете объяснить им, для чего эти образцы?

— Ты права, — спокойно ответил он, — но если мы объясним им, с какой целью мы берем образцы тканей, то мы можем случайно научить их основам биологии на тысячу лет раньше, чем они сами пришли бы к этому в своем развитии. Поэтому закон и запрещает нам объяснять подобные вещи.

Наконец-то Новинья была приведена в замешательство.

— Я и не предполагала, что вы так строго связаны доктриной минимального вмешательства.

Пипо с удовольствием увидел, что высокомерие покинуло ее, но ее смирение было еще хуже. Девочка была настолько изолирована от человеческого общения, что говорила языком научной книги. Пипо задумался — не слишком ли поздно учить ее быть человеком?

Было еще не поздно. Как только она увидела их блестящие познания в своей области и свое невежество, она отбросила свою агрессивную позу и ринулась почти что в другую крайность. Недели напролет она изучала сообщения Пипо и Либо, стараясь понять цель их исследований; все это время она разговаривала с ними очень редко. Время от времени она задавала вопросы; они отвечали вежливо и исчерпывающе.