Джордж Мартин - Стеклянный цветок

«Межевой рыцарь» — повесть, предваряющая события моей эпической серии «Песнь льда и огня», действие которой происходит в Семи королевствах Вестероса примерно за девяносто лет до «Игры престолов». Поскольку сама серия еще далека от завершения, мне бы и в голову не пришло писать повесть, если бы не Роберт Сильверберг, который позвонил мне с предложением принять участие в «Легендах» — его новой гигантской антологии фэнтези. Конечно, большие антологии фэнтези делались и раньше, но Сильверберг сумел собрать звездный состав: Стивена Кинга, Терри Пратчегга, Урсулу Ле Гуин и большинство других ведущих писателей, пишущих в жанре фэнтези. Не вызывало сомнений, что книга получится огромной, и я понимал, что должен стать ее частью. Я не хотел выдавать секретов «Песни льда и огня» или рассказывать о судьбе главных персонажей, поэтому пришлось написать именно такую повесть. (Как выяснилось, несколько других авторов «Легенд» пошли тем же путем.)

«Межевой рыцарь» — это высокая фэнтези, тут нет ни малейших сомнений. Но так ли это? Разве фэнтези не требует волшебства? Да, в «Межевом рыцаре» есть драконы — на гребнях шлемов и знаменах. Плюс еще один, набитый опилками, танцующий на ниточках. Дунк помнит старого сэра Арлана, который рассказывал, что видел однажды настоящего живого дракона, — неужели этого недостаточно? А если нет, тогда вы можете сказать, что «Межевой рыцарь» в большей степени относится к историческим приключениям, чем к фэнтези, только история здесь воображаемая. И какой из всего сказанного следует вывод? Не спрашивайте меня, я всего лишь ее написал. После этого я сочинил продолжение «Верный меч». Он должен выйти на Рождество, в «Легендах II» Сильверберга. В ближайшие годы последуют новые истории про Дунка и Эга, если только меня не переедет автобус или у меня не возникнет более интересный замысел.

Последняя история в этой книге — «Портреты его детей», повесть, за которую я получил премию «Небьюла», но проиграл «Хьюго» в 1986 году. Это повествование о писательстве и цене, которую мы платим, когда разрабатываем рудники наших снов, страхов и воспоминаний. В то время, когда «Портреты» были номинированы на премии, шли активные споры о том, можно ли вообще выдвигать эту повесть. Можно ли отнести ее к жанру фэнтези, или речь идет об истории безумия? Так где же истина? Вам решать. Но если это хорошая история, мне больше ничего не нужно.

Истории о борьбе человеческого сердца с самим собой переживут время, место и декорации. До тех пор пока есть любовь, честь, жалость, гордость, сострадание и самопожертвование, не имеет ни малейшего значения, держит ли высокий стройный незнакомец в руке протоновый пистолет или шестизарядный револьвер. Или меч…

Звенят доспехи. Лорд Дарстон скачет галопом к развалинам старого замка, расположенного на берегу Зловещего озера, в тысячах лиг от человеческого жилья. Он придерживает лошадь… и в этот момент из пещеры выходит высокий стройный эльфийский лорд, держа в руке меч, сверкающий в лунном свете.

— Бросай свой клинок, Бэт Дарстон, — не разжимая губ, говорит незнакомец. — Да будет тебе известно, что это твое последнее путешествие по земле эльфов.

Фэнтези? Научная фантастика? Ужасы? Я отвечу — история, и плевать на все остальное.

© Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой.

Полковник Бенгт Антонен стоял на одном из бастионов Варгона и наблюдал за мчащимися по льду фантомами.

Мир состоял из снега, ветра и безжалостно обжигающего холода. Зимнее море замерзло вокруг Хельсинки, зажав в ледяном кулаке шесть островных укреплений великой крепости Свеаборг. Ветер был клинком, вынутым из ледяных ножен. Он легко забирался под форму, обжигал щеки, а катящиеся из глаз слезы тут же обращал в лед. Ветер завывал, встречая на своем пути высокие серые гранитные стены, пробивался сквозь двери, трещины и бойницы, проникая повсюду. Он взметал снег над замерзшим морем, так что белые призраки неслись надо льдом, словно диковинные животные, искрящиеся и непрерывно меняющие форму. То были существа столь же тягучие и податливые, как мысли Антонена. Интересно, какую форму они примут в следующий раз и куда они так быстро мчатся, эти туманные дети снега и ветра? Быть может, их можно научить нападать на русских… Он улыбнулся, наслаждаясь мыслью о снежных фантастических зверях, атакующих врага. Какая странная, дикая идея. Полковник никогда не отличался развитым воображением, но в последнее время его часто посещали причудливые фантазии.

Антонен вновь повернулся к ветру, призывая холод, надеясь, что у него онемеет тело. Он хотел охладить свою ярость, мечтал, чтобы холод вошел в его сердце и заморозил кипевшие в нем страсти. Как хотелось ничего не чувствовать! Холод даже неуемное море превратил в неподвижный и молчаливый лед; пусть покорит и бурю, бушевавшую в душе. Бенгт Антонен открыл рот и выдохнул пар, который, словно плюмаж, поднялся над его покрасневшим лицом, вдохнул стылого воздуха, устремившегося вниз, подобно жидкому кислороду.

И тут Антонена охватила паника. Опять, опять это с ним происходит! Что такое жидкий кислород? Боги, он откуда-то знал, что это нечто более холодное, чем лед или ветер. Жидкий кислород — горький и белый, над ним поднимается пар, а еще он текучий. Он знал это так же твердо, как собственное имя. Но почему?

Антонен отошел от парапета и двинулся вдоль него длинными летящими шагами, положив руку на рукоять сабли, словно таким образом хотел защититься от демонов, заполонивших его разум. Другие офицеры были правы: он, несомненно, сходит с ума. И доказал это на сегодняшнем собрании офицерского состава.

Встреча прошла неудачно, как всегда в последнее время. Антонен опять выступил против остальных офицеров без всякой надежды на понимание. Он не сумел их переубедить, и каждое произнесенное слово ухудшало его положение, тяжелым бременем ложась на репутацию. Однако он был прав — и знал это.

Полковник Ягерхорн являлся полной противоположностью Антонену: смуглый и красивый, элегантный и обходительный, настоящий аристократ, превосходно владеющий собой. К тому же Ягерхорн имел влиятельных друзей и родственников, его карьера развивалась стремительно. Но самое главное, он пользовался доверием вице-адмирала Карла Олофа Кронштета, коменданта Свеаборга. К встрече Ягерхорн приготовил стопку донесений.

— В донесениях содержатся ошибки, — настаивал Антонен. — Русские вовсе не превосходят нас в численности. У них едва ли наберется сорок пушек. В Свеаборге их в десять раз больше.