Джордж Мартин - Стеклянный цветок

Верхняя часть моего резервуара покрыта тонкой пленкой цвета слоновой кости, прилегающей к гладкому металлу. Я вижу свое отражение. У меня ужасающий вид, волосы из ноздрей трепещут на безносом лице, правую щеку украшает зеленая опухоль. Какой красивый дьявол! Я улыбаюсь, обнажая тройной ряд гнилых зубов, новые белые резцы возникают среди них, подобно заостренному частоколу на поле желтых поганок. Я жду освобождения. Проклятый резервуар такой маленький, он слишком похож на гроб. Я похоронен заживо, и страх тяжело наваливается на меня. Они меня не любят. А что, если они оставят меня здесь, я задохнусь и умру?

— Прочь отсюда! — шепчу я, но никто меня не слышит.

Наконец крышка открывается, и появляются санитары — Рафаэль и Слим. Крупные сильные парни, расплывчатые белые великаны с флажками, вышитыми на нагрудных кармашках униформы. Я не могу сфокусировать взгляд на лицах. Большую часть времени мои глаза плохо видят, в особенности сразу после возвращения. Впрочем, я знаю, что более смуглый носит имя Раф, именно он протягивает руку и отстегивает трубки телеметрии, пока Слим делает мне укол. А-а-ах. Хорошо. Боль слабеет. Я заставляю свои руки вцепиться в края резервуара. Металл кажется странным на ощупь; движение получается неловким, неуверенным, тело вяло подчиняется приказам.

— Почему мне пришлось так долго ждать? — спрашиваю я.

— Чрезвычайные обстоятельства, — отвечает Слим. — Роллинс.

Раздражительный молчаливый тип, я ему не нравлюсь. Чтобы узнать больше, мне придется задавать один вопрос за другим. Но у меня нет сил. Я сосредоточиваюсь на том, чтобы занять сидячее положение. Комната залита ярким бело-голубым флюоресцирующим светом. Мои глаза начинают слезиться — я слишком долго находился в темноте. Возможно, санитары думают, что я плачу от радости возвращения.

Воздух полон вяжущих антисептических ароматов и прохладой кондиционеров. Раф вытаскивает меня из гроба, пятого в ряду шести серебристых контейнеров, каждый из которых подключен к одному из компьютеров. Другие гробы уже пусты. Наверное, сегодня ночью я последний вампир, встающий из гроба. Потом я вспоминаю: четверых уже давно нет, остались только Роллинс и я, и с Роллинсом что-то случилось.

Они посадили меня в кресло, Слим встал у меня за спиной и покатил мимо пустых гробов.

— Роллинс? — спрашиваю я.

— Мы его потеряли.

Роллинс мне не нравился. Он был еще уродливее меня, высохший маленький гомункулус с раздутым огромным черепом, искривленным торсом, лишенным конечностей. У него были большие глаза без век, из-за чего он не мог их закрыть. Казалось, Роллинс смотрел на тебя даже тогда, когда спал. И никакого чувства юмора. Черт побери, он был напрочь его лишен! Но несмотря на недостатки, Роллинс оставался последним, если не брать в расчет меня. Теперь его больше нет. Он умер. Я не почувствовал горя, но впал в оцепенение.

Комната для допроса не вызывала никаких эмоций. Они Ждали, стоя по другую сторону стола — длинного барьера из жаростойкого пластика. Санитары поставили мое кресло напротив руководителей и ушли. Они не хотели подпускать меня слишком близко, я мог быть заразным. Я… а кто такой я? Когда меня призвали в армию, меня классифицировали как ЧМ3. Человеческая Мутация, третья категория. Или чем-три на профессиональном жаргоне.

Чем-один оказались нежизнеспособными, мертворожденными, живыми овощами или умирали в раннем детстве. Таких были миллионы. Чем-два — жизнеспособными, но бесполезными, парни с лишними пальцами на ногах, перепончатыми руками и чудными глазами. Тысячи уродов. Но мы, чем-три, — проклятая элита, так нам говорили, во всяком случае когда призывали на службу. Здесь, внутри бункера Проекта Грэхема, мы получали новые имена. Старый Чарли Грэхем называл нас «всадниками времени», пока не умер, но для майора Салазара имя оказалось слишком романтичным. Салазар предпочитал использовать официальный правительственный термин X. Г. — Хронавт Грэхема. Санитары и солдаты морской пехоты превратили нас в «гризли», ну а мы не оставались в долгу, в особенности я, Нан и Крипер, назвав себя убийцами-гризли. Шесть маленьких убийц-гризли скакали на потоке времени, откусывая головы огромным цыплятам вероятности. Хей-хо! А теперь остался только я один.

Салазар перекладывал на столе какие-то бумаги. Он казался больным. Его смуглая кожа приобрела неприятный зеленоватый оттенок, на носу полопались кровеносные сосуды. Все находящиеся здесь были не в лучшей форме, но Салазар выглядел просто ужасно. Он набирал вес, и ему это не шло. Форма на нем начала расползаться по швам — а новой уже не будет. Они закрыли военные магазины и фабрики, через несколько лет мы все будем носить тряпье. Я говорил Салазару, что ему следует сесть на диету, но никто не станет слушать гризли, если только речь не идет о цыплятах.

— Ну, — сказал мне Салазар, и его голос прозвучал как щелчок кнута.

Не самый лучший способ начинать допрос. Три года назад, когда проект еще только начинался, он был полон энергии и сил и всегда вел себя корректно, но теперь майор даже не пытался соблюдать приличия.

— Что произошло с Роллинсом? — спросил я.

Доктор Вероника Якоби сидела рядом с Салазаром. Раньше она была здесь главным психиатром, но после смерти Грэхема Крекера возглавила научную сторону этого шоу.

— Травма, не совместимая с жизнью, — ответила она. — Скорее всего, его хозяина убили в бою. Я кивнул. Старая история. Иногда цыплята кусаются в ответ.

— Он сумел чего-нибудь добиться?

— Мы этого не заметили, — угрюмо заметил Салазар.

Другого ответа я и не ждал. Роллинс сумел войти в контакт с невежественным рядовым солдатом армии Карла XII. Я видел забавную картинку, которую показал мне Роллинс, — его оболтус пытался убедить юного короля держаться подальше от Полтавы. Наверное, Карл тут же приказал его повесить — хотя если подумать, то все должно было произойти гораздо быстрее, в противном случае Роллинс успел бы разорвать контакт.

— Мы ждем доклада, — напомнил Салазар.

— Да, офицер, — лениво отозвался я. Он не любит, когда к нему так обращаются, но еще больше ярится, когда его называют Салли, как это часто делал Крипер. Мы, убийцы-гризли, всегда были дерзкими.

— Ничего не получилось, — сказал я им. — Кронштет собирается встретиться с генералом Сухтеленом и договориться о капитуляции. Бенгту не под силу его переубедить. Я слишком сильно на него давил. Бенгту кажется, что он сходит с ума. Боюсь, он может сорваться.

— Все всадники времени подвергаются риску, — сказала Якоби. — Чем дольше вы остаетесь в контакте, тем более сильным становится ваше влияние на хозяина, а вместе с этим растет вероятность, что он ощутит чуждое присутствие. Вынести его способны лишь немногие.