Питер Уоттс - Ложная слепота

— Они не любят компании, — напомнил я ему. Вампиров одного пола вместе лучше не сводить, если только вы не готовы делать ставки на исход кровавой бани. Они — охотники-одиночки и очень территориальны. Когда минимально приемлемое соотношение численности добыча / охотник составляло десять к одному, а добыча встречалась на просторах плейстоцена крайне редко, основной угрозой выживанию упырей становилась внутривидовая конкуренция. Естественный отбор никогда не учил их уживаться вместе. Шпинделя это не смутило.

— Это не значит, что ему не может быть одиноко, — настаивал он. — Только Сарасти никогда этого не изменить.

Мы воспользовались зеркалами — огромными круглыми параболоидами, невозможно тонкими, каждый — в три человеческих роста. «Тезей» штамповал их пачками и прикалывал к хлопушкам, заряженным антиматерией из наших убывающих запасов. За двенадцать часов до контакта корабль разметал зеркала, словно конфетти, по точно рассчитанным баллистическим траекториям и, когда они отлетели достаточно далеко, поджег. Хлопушки разлетелись во все стороны, рассыпая гамма-лучевые искры, пока не выгорели дотла. А потом плыли в бездне, раскрыв текучие стрекозиные крылья.

На огромном расстоянии от них четыреста тысяч инопланетных машин кружили и горели, как будто ничего не замечая.

«Роршах» падал по орбите Бена всего лишь в полутора тысячах километров над атмосферой, в бесконечном торопливом кружении, отнимавшем сорок часов на один оборот. К тому времени, когда он скрылся из нашего поля зрения, зеркала еще не вошли в зону полной слепоты. В КонСенсусе висел увеличенный снимок экваториального лимба планеты. Вокруг него взорвавшейся диаграммой искрились символы зеркал, словно рассыпанные фасетки титанического, всеохватного сложного глаза. Тормозов у них не было. Долго им на высоте не продержаться.

— Вот оно, — первой отреагировала Бейтс.

У левой кулисы плыла фата-моргана, клочок кипящего хаоса размером в полногтя, если разглядывать его с расстояния вытянутой руки. Он ничего не мог нам подсказать, этот мираж, — но десятки далеких отражателей отбрасывали к нам световые лучи, и пускай каждый видел лишь немногим больше нашего последнего зонда — полоску темных туч, слегка перекошенную невидимой призмой, — каждое из зеркал отражало сигнал по-иному. Капитан просеивал отсветы небес и шил из них составное изображение.

Проявлялись детали.

Вначале — прядка прозрачных теней, ямочка, почти затерявшаяся в кипящих облачных поясах экватора. Вращение планеты едва выкатило ее из-за края диска — камушек в ручье, невидимый палец, промявший облака, и по обе стороны от него рвутся от напряжения сдвига и турбулентности пограничные слои.

Шпиндель прищурился.

— Эффект пляжа.

Компьютер подсказал, что речь идет о солнечных пятнах. Узлы в магнитном поле гигантской планеты.

— Выше, — подсказала Джеймс.

Что-то плыло над этой вмятиной в облаках, как лайнер-экраноплан парит над водой, проминающейся под его давлением. Я дал увеличение: рядом с субкарликом Оаса, вдесятеро тяжелее Юпитера, «Роршах» казался крошечным.

В сравнении с «Тезеем» он был огромен.

Не просто бублик — узел, комок стекловолокна размером с гору, сплошь петли, и мосты, и тонкие шпили. Текстура поверхности была, разумеется, условной; КонСенсус просто завернул загадочный предмет в отражение фона. И все же… на свой мрачный, пугающий лад он был красив: клубок обсидиановых змей и дымных хрустальных башен.

— Оно снова подает голос, — доложила Джеймс.

— Ответить, — приказал Сарасти и оставил нас.

Она ответила; и пока Банда общалась с объектом, остальные за ним шпионили. Зрение со временем мутилось — зеркала сходили с расчетных траекторий, с каждой уходящей секундой видимость ухудшалась, но КонСенсус тем временем полнился поступившей информацией. «Роршах» весил 1,8x10 10 кг и имел общий объем 2,3x10 8кубометров. Магнитное поле его, судя по радиовизгу и эффекту пляжа, в тысячи раз превосходило по силе солнечное. К нашему изумлению, композитное изображение местами оказалось достаточно четким, чтобы различить тонкие спиральные борозды, прочертившие объект. («Последовательность Фибоначчи, [35] Числовая последовательность, в которой каждое последующее число равно сумме двух предыдущих чисел (1,1, 2, 3, 5, 8, 13, 21…). Название по имени средневекового математика Леонардо Пизанского (или Фибоначчи). Числа Фибоначчи связаны с «золотым сечением», а оно не только считается эстетически совершенным, но и часто встречается в живой природе Земли. — доложил Шпиндель, на миг пронзив меня взглядом одного подергивающегося глаза. — По крайней мере, они нам не совсем чужды».) На кончиках, по меньшей мере, трех из бесчисленных шипов «Роршаха» болтались уродливые шаровидные наросты; в этих местах борозды располагались реже, словно кожу раздуло и растянуло нарывом. Прежде чем очередное бесценное зеркало уплыло из поля зрения, оно засекло еще один шпиль — расколотый вдоль на треть длины. Рваные края вяло и недвижно висели в вакууме.

— Пожалуйста, — пробормотала Бейтс вполголоса, — скажите мне, что это не то, на что похоже.

Шпиндель ухмыльнулся.

— Спорангий? Семенная коробочка? Почему нет?

Может быть, «Роршах» и не размножался, но в том, что он растет, сомнения не оставалось. Его питал непрерывный поток обломков, выпадающих из аккреционного пояса. Мы подобрались достаточно близко, чтобы ясно наблюдать их парад: скалы, горы, мелкая галька, словно мусор, стекали в раковину. Частицы, столкнувшиеся с объектом, прилипали; «Роршах» обволакивал свою добычу, словно огромная злокачественная амеба. Поглощенная масса, судя по всему, перерабатывалась внутри и перетекала в апикальные [36] Вершинные. зоны роста; судя по микроскопическим изменениям в аллометрии объекта, росли кончики его ветвей.

Процесс не останавливался ни на секунду. «Роршах» был ненасытен.

Объект служил странным центром притяжения в межзвездной бездне; траектории падения обломков были совершенно и абсолютно хаотичны. Впечатление создавалось такое, будто некий сэнсей орбитальной механики обустроил всю систему, как заводной планетарий, пинком привел ее в движение, а все прочее оставил на попечение инерции.

— Не думала, что такое возможно, — заметила Бейтс. Шпиндель пожал плечами.

— Эй, хаотические траектории детерминированы ничуть не меньше любых других.