Филипп Дик - Убик

Его взгляд стал мягким.

— Может быть, он прав, Барни? — через некоторое время проговорила Рони.

Барни подошел к столу, поднял стеклянное пресс-папье, потом поставил на место.

— Мы не можем его коснуться, — сказала Рони, — а он может.

— Это свойство фантомов — уметь обращаться с материальными объектами, — отозвался Палмер Элдрич. — На основании этого становится ясно, что они настоящие, а не просто какие-то проекции. Помнишь контревильский фантом? Он был способен расшвыривать любые предметы, а был все равно бестелесным.

На стене кабинета висела сверкающая табличка. Это была награда, полученная Эмили три года назад, в его время, за представленную ею керамику. Она была на месте. Видно, он все еще хранил ее, как память.

— Я хочу стать этой табличкой, — решил Барни. — Она сделана из твердого, возможно, красного дерева и меди. Ее хватит надолго.

Он подошел к табличке, прикидывая, каково будет исчезнуть и превратиться в висящую на стене табличку.

— Хочешь, чтобы я помог, Майерсон? — спросил Палмер Элдрич.

— Да, — вымолвил он.

Что-то подхватило его. Он развел руки, чтобы удержаться, и вдруг начал то ли погружаться, то ли скатываться по бесконечно сужающемуся туннелю куда-то. Он чувствовал, как туннель давит со всех сторон, и понимал, что это только наваждение. Просто Палмер Элдрич демонстрирует свою силу тому, кто пользовался Чу-Зет. Но это было совсем не то, о чем он рассказывал, не то, что обещал.

— Черт бы тебя побрал, Элдрич! — сказал Барни, не слыша своего голоса.

Вообще-то, ничего. Он опускался все ниже и ниже, невесомый, даже не фантом. На него перестала действовать гравитация.

«Оставь мне что-нибудь, Палмер, — взмолился он про себя. — Пожалуйста!»

— Просьба, — решил он, — которую уже отклонили. Палмер Элдрич действует давно. Все же слишком поздно. И уже ничего не изменить. Тогда я пойду судиться, — сказал себе Барни. — Уж я как-нибудь найду дорогу на Марс, приму яд, проведу остаток жизни, таскаясь по судам, борясь с тобой, но своего добьюсь. Не ради Лео и П.П.Лайотс, а ради себя.

Потом он услышал смех. Смех Палмера Элдрича… доносился он из…

Него самого.

Взглянув на свои руки, он вдруг обнаружил, что левая — розовая, бледная — сделана из плоти, покрытой кожей с крошечными, почти невидимыми волосками, без единого пятнышка на ее металлической поверхности.

Теперь он знал, что с ним случилось. Великая трансляция свершилась. И теперь, видимо, все стало на свои места.

«Это меня, — понял он, — убьет Лео Балеро. Мне поставят памятник и будут складывать легенды.

Теперь я — Палмер Элдрич».

Он простер руки от Проксимы Центавра до Земли, и он не был человеком. И владел он великой силой. Он мог преодолеть смерть.

Но он не был счастлив. По той простой причине, что оказался одиноким. Поэтому он постарался как можно быстрее с этим справиться и немало намаялся, приобщая других к пути, которому следовал сам.

— Майерсон, — сказал он благодушно. — Что ты, черт побери, теряешь? Какая разница? Выкинь все из головы! Все останется по-прежнему: ни женщины, которую ты любил, ни прошлого, о котором стоило бы жалеть. Пойми, ты сам избрал неверный курс в жизни, и никто не заставлял тебя это делать. И ничего уже не исправишь. Даже если будущее протянется еще на миллион лет, оно не сможет вернуть утраченного. Ты согласен?

Ответа не было.

— И ты забываешь одну вещь, — продолжал, подождав, он. — Эмили деградировала. Из-за дурацкой эволюционной терапии, которую проводит в своих клиниках бывший нацистский доктор. Наверное, у нее, а скорее, у ее мужа, хватило благоразумия, чтобы сразу прервать лечение. И она еще в состоянии сбывать свои горшки. Но теперь она не понравится. Ты же знаешь, она и раньше была пустышкой. Темный несмышленыш. А сейчас она не будет даже такой, как прежде. Даже если вернешь ее назад. Все изменилось.

Он подождал вновь. На этот раз пришел ответ:

— Отлично!

— Куда бы ты теперь хотел отправиться? На Марс? Нет! Тогда обратно на Землю?

— Нет. Я ушел добровольно. И до конца. А конец уже близок.

— О'кей. Не Земля. Тогда подумаем. Хм-м, — он задумался. — Проксима. Ты никогда не видел систему Проксимы и Проксимианцев? Я мост, ты знаешь, между двумя системами. Они могли бы в любое время пройти через меня сюда в Солнечную Систему. Но я не позволю. А как они хотели! — Он хмыкнул. — Они прямо-таки встали в очередь. Словно на детское дневное кино.

— Преврати меня в камень.

— Зачем?

— Потому что тогда я не буду ничего чувствовать, а мне больше ничего и не нужно.

— Ты даже не хочешь транслироваться в подобный мне организм? Ответа не было.

— Если бы ты транслировался в меня, ты мог бы разделить мои замыслы. У меня их много. И таких грандиозных, что разом втопчут Лео в грязь. Я расскажу тебе об одном. Очень важном. Может, он тебя развеселит.

— Сомневаюсь, — ответил Барни.

— Я собираюсь стать планетой. Барни рассмеялся.

— Думаешь, шучу?

— По-моему, не без того. Если бы ты был человеком или созданием из межпланетного пространства, я бы сказал, что ты сошел с ума.

— Не стану объяснять подробно, — сказал он с достоинством, — что я имею в виду. Собственно, я собираюсь стать каждым на планете. Ты, наверное, понимаешь, о какой планете я толкую.

— О Земле?

— Черт, нет. О Марсе.

— Почему Марс?

— Он новый… неразвитый. С богатым потенциалом. Я сумею стать всеми колонистами, прибывающими и живущими там. Я возглавлю их цивилизацию. Я сам стану их цивилизацией.

Ответа не было.

— Давай, соглашайся. Скажи что-нибудь.

— Как не соглашаться, когда ты можешь стать таким великим, объять целую планету, а я не могу быть даже табличкой на стене кабинета в П.П.Лайотс?

— Хм. О'кэй. Ладно. Можешь стать этой табличкой, какое, к чертям, мне дело? Будь чем хочешь — ты принял наркотик, значит, имеешь право транслироваться во что только душа пожелает. Я побывал в миллионах этих «трансляционных» миров. Я видел их все. И знаешь, что они на самом деле? Ничто. Фикция.

— Понимаю, — сказал Барни.

— Хочешь попасть в один из них, проверить?

— Пожалуй, — после некоторой заминки ответил Барни.

— Отлично! Я сделаю тебя камнем и брошу на берег моря. Будешь лежать там и слушать плеск волн. Два миллиона лет. Думаю, тебя это полностью устроит.

«Глупое ничтожество, — решил он. — Камень! О, боже!»

— Неужели я почувствовал облегчение? — спросил вдруг Барни. В его голосе первый раз за все время прозвучали нотки сомнения. — Разве не этого хотят Проксимианцы? Не для этого ли тебя послали?

— Меня не посылали. Я оказался здесь по собственному желанию. Слушай, Майерсон, быть камнем, это не то, что ты действительно хочешь. Ты ищешь смерти.