Осенние визиты

отчетом директора газоперерабатывающего комплекса принял непривычно сухо, чем

поверг его в легкую панику.

А виной, конечно, был Семенецкий. Еще один грех, и, наверное, можно было без

него обойтись. Месяц-другой давления - сдался бы сам. Но это дурацкое

пристрастие к быстрым решениям, что с ним поделаешь...

Он решил никуда сегодня не выезжать. Позвонил в Саратов жене, поговорил с ней

так ласково, что наверняка укрепил в мысли об очередной измене. Даже пообещал

через пару месяцев забрать ее и детей в Москву. Политик не должен отвлекаться,

и семью, которая обязана быть, следует держать в отдалении. Но сегодня ему

хотелось - странное дело! - семьи. Уюта.

Сдают нервы.

Он просчитал свой жизненный путь года три назад, когда понял, что только

деньги уже не доставляют ему удовольствия. Тайная, подлинная власть - это

хорошо. Но и в бизнесе уже встали барьеры, выше которых не прыгнешь. А чтобы

кроить мир по своему вкусу, надо совмещать тайную власть с властью

государственной, нажимать на рычаги не из-за спины очередного тупоумного

политика.

Хайретдинов понимал все преграды на пути его амбиций. Начиная с фамилии и

национальности - много ли русских захотят иметь президентом чужака? Но это

лишь наполняло его азартом. Он станет более русским, чем любой славянин. В

конце-концов есть пример Сталина - какие бы ошибки тот не допускал, он до сих

пор оставался для многих кумиром.

А он не повторит ошибок "отца народов". Он действительно сделает Россию

великой и могучей страной. С большим удовольствием Хайретдинов взялся бы

творить империю из другого государства, но увы, материал не выбирают. Что ж,

через два года он будет спикером. Через четыре - президентом. И его полюбят.

Не смогут не полюбить.

Рашид Гулямович прошел в кабинет. Уселся перед разожженным камином, налил

рюмку коньяка, но так и не притронулся к ней. Сидел, глядя в огонь, слушая

мерное тиканье старых часов.

Все будет хорошо. Все идет правильно. Жертвы неизбежны, но лучше уж

десяток-другой, чем миллионы. Цель оправдывает средства, что бы там не

говорили.

Наверное, он смог успокоить себя. Тоска исчезла, отпустила. Хайретдинов даже

вздохнул нарочито шумно и потянулся за рюмкой... Замер.

Он больше был не один.

У окна, спиной к нему, стоял человек. Невысокий, плотный, черноволосый,

кривоногий голый мужчина.

Рашид Гулямович издал слабый, пискливый звук.

Мужчина повернулся. Знакомое лицо... господи, кто же это?

- Я думаю, ты все понимаешь, и не будешь на меня в обиде, - сказал мужчина.

Он прошел к столу, открыл верхний ящик. Неторопливо извлек пистолет -

"Беретту", красивую и дорогую игрушку. Передернул затвор.

- Кто ты? - прошептал Хайретдинов. Он уже понимал... кажется.

Мужчина улыбнулся - его улыбкой, дорогой, купленной у специалистов по

физиопластике, отрепетированной, вызывающей доверие и симпатию.

- Визирь.

Хайретдинов не удивился. Ни своему детскому, давно забытому прозвищу,

неожиданно произнесенному его голосом и из его губ. Ни тому, что не было

страха и обиды.

- Я пригожусь, - прошептал он, сам не веря в свои слова.

- Нет, - сказал Визирь.

Кабинет был большим, и грохот выстрела утонул в деревянных стенах. Дом знал

немало тайн и не испугался звука.

Тот, кто назвал себя Визирем, подошел к креслу. Секунду смотрел в лицо, по

которому сочилась тонкая струйка крови. Сквозь волосы на лбу, опаленные

близким выстрелом, темнела аккуратная маленькая дырочка.

Визирь перевел взгляд на рюмку. Взял ее, вдохнул аромат коньяка, перебивая

пороховую гарь и запах жженных волос. Сделал глоток. Потом, морщась, стянул с

вялого, словно живого еще тела, халат. Накинул на плечи, подпоясался.

Чтобы снять штору с окна ему пришлось забраться на стол. Завернув тело Визирь

прошел к двери.

Старший охраны был в соседней комнате. Сам услышал, или кто-то его позвал?

- Зайди, - коротко приказал Визирь.

Крепкий черноволосый парень секунду смотрел ему в глаза, словно делая выбор.

Что -то его смущало. Наконец он принял решение.

- Рашид Гулямович, вы стреляли?

- Да. Зайди, Фархад.

Охранник бросил лишь быстрый взгляд на завернутое тело. Лицо его не

изменилось. Он вопросительно посмотрел на Визиря.

- Ваша вина, - сухо сказал тот. - Куда вы глядели? Мне пришлось убить его.

- Кто он?

- Это не должно тебя волновать.

Охранник пожал плечами. Похоже, ему не требовалось много времени на то, чтобы

взвесить все плюсы и минусы.

- Очень серьезная неприятность.

- И очень хорошая благодарность. Кому ты доверяешь из своих?

Фархад покачал головой.

- Никому нельзя доверять. Его будут искать здесь?

- Нет, - Визирь ответил так холодно и уверенно, что охранник согласно кивнул.

- Я выйду в сад. Вы сможете подать... это... в окно?

- Да.

Охранник, не отводя взгляда от того, кого принимал за хозяина, шагнул обратно

к двери.

- Мне не нужен никакой шум, Фархад. Я не собираюсь списывать этот труп на

тебя.

Пока охранник обходил дом, Визирь оделся. Открыл тяжелую раму, перекинул тело

через широкий подоконник. Фархад молча принял груз из темноты.

- У тебя будет большое желание заглянуть в лицо, - сказал Визирь. - Не

ошибись. Я сразу пойму, что ты это сделал.

- Тут слишком темно, чтобы смотреть в лица, - ответил Фархад. - Не

беспокойтесь, Рашид Гулямович.

Он вернулся минут через пятнадцать. Раскисшую землю копать было нетяжело.

- Утром я проверю это место, - сказал Фархад, глядя в затылок хозяина. Он

сидел у камина, в том самом кресле. - Все будет хорошо.

- Кто еще слышал выстрел? - не оборачиваясь отозвался Визирь.

- Никто.

- Спасибо, Фархад.

Запах горелого пороха был уже не слышен. Фархад секунду помедлил.

- Я протру пол, Рашид Гулямович.

- Напомни мне завтра, сколько я тебе должен, - ответил Визирь, вставая.

Искушение предложить Фархаду еще более выгодную работенку было велико. Но

Визирь промолчал. Этот парень не убийца. Просто верный сторожевой пес.

Убийца взглянул бы в лицо мертвеца - и разделил его судьбу.

11.

Где-то далеко, за несколько кварталов, прошумела машина. Ярослав приоткрыл

глаза, словно надеясь поймать на потолке блик света. В детстве он провожал так

каждую ночную машину - окна его комнаты выходили прямо на оживленную трассу.

Какая таинственность была в этом отсвете чужой жизни - людях, не спящих

ночами, людях, имеющих машины.

Теперь он не мечтал об автомобиле. Это осталось в детстве, вместе с желанием

иметь собаку и твердой уверенностью, что мороженное вкуснее котлет. А вот

ночь... ночь и шорох чужих судеб, остались с ним навсегда.