Осенние визиты

Степан кивнул:

- Хотел бы. Но не дай Бог. Ни мне, ни тебе.

- Степан, давай чуть конкретнее.

- Да ты что, Ярик... Славик. Рехнулся? Механик наших душ, ты подумай немного!

Власть над миром! А в руках - не танки и дебилы в касках, а пружинки, которые

двигают нашими поступками! Знаешь, как отразится на миллиардах то, что тебя в

детстве не брали играть в футбол, а в юности завалили на экзамене?

- Не знаю!

- И я не знаю. Но все, все что было с тобой - оно не исчезло никуда. Оно

где-то там, в тайниках души, куда нормальные люди не заглядывают! И править

будет не твоя четко сформулированная и добродетельная мысль, а тот оскал

темноты, что у каждого в подсознании! У каждого! От папы римского, до маньяка,

приговоренного к расстрелу! Человек - не господь Бог, который безгрешен...

впрочем этот вопрос тоже сомнителен, выдумать ад, не греша самому - это еще та

проблемка!

- Богохульник.

- Скептик. Ярослав, такой мир стал бы кошмаром.

- Не уверен. Скажем так, были в истории личности, которые становились подобной

душой цивилизации. Пусть даже не всей, их ограничивал общая отсталость мира...

- Угу. На Христа сошлись. Общая отсталость... хм. Слава! - Скицин перегнулся

через столик, покачал пальцем: - Я в одной статье прекрасный пример вычитал...

Помнишь историю про доктора Джекиля и мистера Хайда?

- Ну.

- Что совершил страшный и жуткий Хайд, воплотивший для Стивенсона все мыслимые

пороки души человеческой?

- Убил кого-то.

- Да. Убил. А еще пнул ребенка. Тебе не кажется показательным, что хорошему

писателю и великолепному фантазеру Стивенсону даже в голову не пришло, что его

мерзкий Хайд может ребенка убить? Чем дальше развивается цивилизация, чем выше

ее нормальный моральный уровень, со всяческой заботой об экологии, простуженых

китах, бездомных кошечках и прочих стареньких бабушках, тем чудовищнее

становится противоположный полюс. Допустимое зло. Представимое зло! Да, люди в

целом становятся лучше, чище, милосерднее. Но - как расплата за эту принятую

всеми мораль, за декларируемые ценности и заповеди, растет темный клубок,

прячущийся в душе. Есть у меня коллега, очень хорошая девушка. Как-то мы с ней

общались на сходную тему... и я спрашиваю: "За какую сумму ты бы могла убить

человека?" Ну, пообсуждали кандидатуру, сошлись на мне самом, как индивидууме

приятном и симпатичном. Она меня в миллион долларов оценила. В общем, даже

приятно стало, киллеры и за десятую процента этой суммы работают... Потом

обсудили вопрос с убийством невинного ребенка. Ну, тут, кажется, она больше бы

попросила. Но! Ты понимаешь - все допустимо для современного человека! Все! За

самые заурядные баксы, которые она, в общем-то, умеет зарабатывать! Куда до

нас инквизиции и гестапо! Им хоть приходилось оправдываться перед собой - это,

мол, "еретики", а это - "недочеловеки". Нам же никаких оправданий не надо,

только цену назови! Для того, чтобы сделать маленький персональный рай и

потешить неудовлетворенные мечты. А если перед тобой не мешок с капустой будет

лежать, а власть над миром... Славик! Все станет допустимо! Все! Без

ограничений!

Скицин перевел дыхание. Встал, откинул дверцу бара, задумчиво посмотрел на

бутылки. Негромко сказал:

- Вот почему я надеюсь, что никто и никогда не даст мне... или тебе...

возможности творить добро в мировом масштабе. Счастье для всех... и пусть ни

один обиженный не уйдет...

5.

Как тихо и хорошо...

Анна держала Марию за руку. Они шли по саду, и никого, никого не было вокруг.

- Мы как две сестры, - сказала Анна. - Правда?

Мария кивнула, рассеянно и задумчиво. Что-то ее угнетало, и Анну ее печаль

мучала больше, чем любая своя беда.

- Может быть, мы не будем сегодня... встречаться с ними?

- Нет, - Мария строго посмотрела ей в глаза. - Нельзя уходить от судьбы.

- Хороший день, - жалобно сказала Анна. - Они ведь не здесь встретятся, да?

- Они прийдут сюда. Посланника Тьмы ранят, он будет убегать. Он уже убегает, а

Шедченко идет следом, - Мария остановилась, обняла ее за плечи, привлекла к

себе: - Анна, нам надо сделать выбор...

- Какой?

- Очень много врагов, Анна. Мы можем победить... можем их убить. Но есть и

другой выход, сестра.

- Я понимаю, - Анна кивнула. - Но... он так нас ненавидит.

- Шедченко не способен любить. Он не захочет прощения и света.

- Не понимаю, - тихо ответила Анна.

- Ты поймешь, - пообещала Мария.

Не было сил. Карамазов все-таки остановился, перетянул раненую руку, но крови

было потеряно слишком много.

Его клонило в сон, словно после самой напряженной тренировки. Сможет ли

полковник его догнать, выследить... ведь и ему приходится остерегаться

милиции...

Все едино. Даже если сад не оцеплен, если он сможет выйти и поймать машину...

нет, чушь. Никто не остановит окровавленному человеку.

От тоски и бессилия хотелось кричать. Илья уже не бежал, шел, в глазах

темнело. Потом он увидел девушек, и остановился.

Посланница Добра.

Все-таки и остальные решили вмешаться...

Илья поднял "стечкин" и оскалился в горькой улыбке. Как бы там ни было - часть

задания он выполнит.

Посланница медленно пошла к нему. Следом, чуть отставая, явно напуганная,

двинулась девушка-прототип.

- Ты умираешь, - сказала Посланница. Без того напора и убеждения, без той

веры, что была ее оружием. Просто констатируя факт.

- Может быть, - Илья сделал шаг, прислонился к дереву. Снова улыбнулся. - Но

ведь - не один!

- Я могу спасти тебя.

Это было сказано просто, слишком просто для обмана. Опять-таки - только факт.

- Что это даст мне? - Илья повел стволом. - Стой. Ближе... нельзя.

Посланница остановилась.

- Жизнь. Прощение.

- Я ни в чем не виновен.

- Знаю. Ты сам жертва, Илья. И я могу дать тебе прощение... прощение и жизнь,

новое служение.

- Я уже служу!

- Не все ли равно для тебя, кому служить?

- Нет. Не все равно. Я несу миру свободу... право каждого - быть собой. Не

зависеть... от догм. Ты...

- Что ты знаешь обо мне? - девушка села на корточки, зачерпнула ладонью мокрую

листву. - Сядь, тебе тяжело...

- Я помню твои визиты...

- Помнишь ли, Илья? - девушка смотрела с иронией, с насмешкой... все они

насмехаются... но почему-то не было привычной ярости...

- Да! "Возлюбите друг друга", "простите друг друга", "повинуйтесь заповедям

моим"... - Карамазов засмеялся. - "Не убий", "не прелюбодействуй"... почему

так много "не"? Где они, твои заповеди, а? Их чтут... словно музейный хлам.

Кто верит в них, в твои законы?

- Кто сказал тебе, что они - мои?

Карамазов замолчал.

- Было время той доброты. Настало время иной.

- В чем разница?

- Я не даю скрижалей. Я несу свободу... свободу добра и милосердия. Свет новой