Кир Булычев - Черный саквояж. Куклы из космоса (сборник)

Костя Костиков поднял голову, собираясь с силами. По натуре был он человеком искренним, но в данном случае в интересах всего человечества истину надо было утаить во что бы то ни стало. Собственно, обманом это не было, а было, скорее, маленьким подвигом, потому что такого человека, как одержимый изобретательством Лаэрт Анатольевич, в первую очередь нельзя было и близко подпускать к техническим чудесам двадцать третьего века. Такой человек, ухватив даже намек, вполне мог докопаться до сути, самостоятельно построить машину времени, опередив назначенный для этого прогрессом срок, и начать носиться по истории взад или вперед, своей увлеченностью и любознательностью принося человечеству сплошные непоправимые беды.

— Да, — выдавил из себя Костя, — нас это, конечно, все тоже удивило. Особенно после того, что происходило на уроке ботаники. — Потом он осторожно осведомился: — Вы, конечно, Лаэрт Анатольевич, уже знаете о том, что происходило сегодня у нас на уроке ботаники?

— Мне известно о том, что происходило на уроке ботаники, — ответил Изобретатель нетерпеливо. — Об этом Аркадия Львовна рассказывала в учительской. Ее даже пришлось отпаивать валерьянкой, но я думаю, что к нашему вопросу это не имеет никакого отношения. При всем моем уважении к Аркадии Львовне, ей просто пора отдохнуть.

— У нее нервы действительно совсем расстроились, — не очень кстати вставил Петр Трофименко.

Костя Костиков лихорадочно соображал. С двух экранов на него смотрела надпись: «Юпитерогорск. Маломерные хроноаппараты. 2261 г.» На там, на метеоплощадке, за несколько кратких мгновений они с Петром вполне могли не заметить этой надписи, да так, собственно, оно и было на самом деле. Значит, следовало разыграть искреннее удивление, а потом вместе с Лаэртом Анатольевичем искренне пожалеть, что неизвестные пришельцы с загадочным аппаратом непонятно куда исчезли, и что тайна поэтому так навсегда и останется тайной. Костя толкнул локтем Петра в бок и продолжил:

— Мы сначала подумали, что это пришельцы из космоса, потому что там, на уроке…

— Ясно-ясно, — с непонятной вкрадчивостью сказал Лаэрт Анатольевич.

— А потом… мы же знаем, что на метеоплощадку можно ходить только в вашем сопровождении, и заглянули туда лишь потому, что услышали голоса… В общем, мы увидели вас, вспомнили, что нельзя на метеоплощадку, и сразу убежали.

— И сразу побежали домой… то есть в библиотеку, — добавил Петр. — Нет, сначала все-таки домой, — поправился он, — чтобы сказать бабушке, что бежим в библиотеку.

— То есть, куда делись эти неизвестные ребята, которые нас тоже удивили своим внешним видом, мы, конечно, не знаем, — торопливо вмешался Костя и снова толкнул локтем Петра.

Лаэрт Анатольевич взад и вперед прошелся между столами физического кабинета. Он о чем-то с напряжением думал.

— Может быть, объявить всесоюзный розыск? — осторожно предложил Петр после некоторого молчания. — Как они выглядят, зафиксировано на пленке. Значит, можно по телевидению или сделать фотографии и повесить на стенды «Их разыскивает милиция». Милиция у нас, знаете, как работает?

Лаэрт Анатольевич остановился и провел ладонью по волосам, отчего они стали еще более всклокоченными.

— Может, не стоит объявлять всесоюзного розыска? — сказал он вкрадчиво.

— А как же аппарат, схему которого вы хотите понять? — спросил с невинным видом Костя. — Наг она, кстати, тоже заинтересовала.

Изобретатель вновь прошелся по кабинету. Теперь он с жадным любопытством снова смотрел на экран — на схему маломерного хроноаппарата, сделанного в 2261 году. Костя подумал: «2261 г.» это совсем не обязательно 2261 год. Это может быть 2261 грамм. Или 2261 градус. А Юпитерогорск? А хроноаппарат?» И в этот момент Лаэрт Анатольевич голосом, который был теперь не строгим, а чуть ли не умоляющим, произнес, сразу став при этом словно бы еще моложе, чуть ли не их ровесником:

— Ребята, ну зачем вы говорите неправду? Ведь вы же взрослые люди и должны понимать, до чего меня интересует эта схема! Ведь я в жизни не мог представить ничего подобного, и мне просто необходимо разобраться. Вы говорите, что ничего не знаете, а аппарат, который меня так интересует, сейчас находится, между тем, Трофименко, в твоей квартире, и твоя бабушка, которая тоже, кстати, сказала мне неправду, угощает его владельцев на кухне пельменями.

— Откуда вы знаете? — с искренним удивлением воскликнул Петр. — Вы же в квартиру не заходили!

Лаэрт Анатольевич полез в карман и извлек маленькую плоскую коробочку, похожую на портсигар.

— Вот, — сказал он застенчиво, но все же с гордостью, — это моя недавняя работа — карманный интроскоп. С его помощью можно видеть сквозь различные непрозрачные преграды. Он пригодится, например, геологам, ведущим поиск полезных ископаемых. Вот, посмотрите…

Он приложил прибор к стене. Поверхность прибора осветилась, превратившись в сплошной экран, и на нем как бы сквозь какую-то дымку стало видно то, что происходило в соседнем классе. Там не было никого, кроме сидящих за одним из столов и о чем-то беседующих Аркадии Львовны и Марины Букиной. Видно было, что учительница биологии о чем-то взволнованно говорит, а отличница понимающе кивает. Правда, и Аркадия Львовна, и Марина были полупрозрачны, и сквозь их тела можно было рассмотреть уже почти непрозрачную дальнюю стену класса, сквозь которую, однако, с улицы пробивались солнечные лучи. Еще больше смутившись, Лаэрт Анатольевич выключил прибор.

— В общем, — закончил он скороговоркой и еще больше взлохматил себе волосы, — стены кухни квартиры, куда я приходил, выходят на лестничную площадку… Вы понимаете? Но мне, конечно, неудобно было возвращаться и уличать пожилого человека во… в неправде.

— Подслушивать и подглядывать некрасиво! — растерянно воскликнул Костя, не зная, что теперь говорить и как вообще себя вести.

— Я не подслушивал, потому что звуки прибор не фиксирует, и не подглядывал, а еще раз провел испытания, — смущенно возразил Лаэрт Анатольевич, но при слове «испытания» сразу снова стал похож на прежнего Изобретателя. Глаза его снова вспыхнули тем нетерпеливым и неистребимым огнем стремления к техническому созиданию, которое никогда не оставляло его, и он жадно стал сыпать вопросами:

— Так что вы теперь скажете? Для чего аппарат предназначен? Откуда он? С какой-то Международной выставки?

Костя не поверил ушам. Изобретатель, значит, ничего не понял? Костя даже растерялся. Вот, подумал он растерянно, до чего же люди, даже способные, бывают односторонними и как легко упускают главное. Все, что интересует Изобретателя, так это аппарат, потому что он не может постичь его схему, и это мешает ему жить. А между тем от его внимания ускользает сама необычность и загадочность ситуации, которая просто не может не броситься в глаза.