Роджер Леви - Платформа [litres]

В некоторых программах уже делали расчеты, которые я провел в уме, обращая гибель корабля вспять, секунду за секундой. Я остановился на одной из них. Она была раздражающе медленной, но я смотрел ее достаточно долго, чтобы убедиться, что ничего не упустил.

– Да. Он повсюду, – сказал я. – Но он ни на что не повлияет. Может даже что-то добавить.

Малах прищурился на меня, его глаза постепенно начинали фокусироваться.

– Что-то добавить . – Он коснулся моей руки. – Ты постоянно меня удивляешь, Алеф. Что ж, тогда я тебя оставлю. О, и мои поздравления.

Я помог Малаху дойти до выхода, где его поджидал пилот. У циклолета скопилась маленькая группа людей, которые были так зачарованы его мониторией, что на них пришлось прикрикнуть, чтобы они отошли.

Я ненадолго задержался, чтобы посмотреть, как они смотрят. На их лицах читались возбуждение, и восторг, и неверие, и смех. Возвращаясь в свою комнату, я понял, что тоже смеюсь. Не из-за того, что случилось, а потому, что узнал их выражения и эмоции. Я их чувствовал.

Конечно же, я еще и анализировал свои реакции. Почему, например, вид десятка человек, настолько увлеченных монитором, произвел на меня большее впечатление, чем точное знание, что миллионы людей повсюду заняты тем же самым?

Вернувшись в комнату, я стал внимательно следить за реакцией на церемонию и несчастный случай.

Хотя мне всегда казалось, что у Песни был собственный таинственный климат, с формирующимися то там, то здесь облачками внимания, торнадо деятельности и лакунами покоя, то, что произошло в этот раз, обладало феноменальной скоростью. Шторм реконструкций и обсуждений сменился чем-то совершенно новым. Конечно же, я говорил Малаху, что ожидаю подобного, но головокружительная скорость и масштабы поразили меня.

И хотя пилот шаттла, Лиацея Кальфи, была безвозвратно потеряна, в базе данных «ПослеЖизни» остались данные ее нейрида, обновленные как раз тогда, когда она покидала корабль-матку. Спустя минуту после ее смерти на «ПослеЖизнь» подписались миллионы людей и историю Лиацеи Кальфи – какой бы она ни была обрывочной из-за внедренного во взрослые годы нейрида – просматривали по всей Системе.

Вот в чем одно из чудес «ПослеЖизни»: в том, что даже о невозвратимо мертвых могут заботиться. Гибель Лиацеи Кальфи не только не испортила запуск программы, она сделала «ПослеЖизнь» куда сильнее, чем я мог себе представить, и поместила ее в самое сердце Системы. С того дня заявки на внедрение нейрида полились неостановимым потоком.

А это значило, что церемония прошла успешно. Еще многие месяцы ее пересматривали повсюду, непрерывно, поглощая, изучая, обсуждая каждую деталь.

Но в тот первый день я долгое время наблюдал, и проверял, и блуждал по Песни, подслушивая и нашептывая, а потом, в три утра, вымотанный, прибежал к Пайреве.

– Началось, Пайри! – прокричал я, размахивая руками, словно безумец. – Мне нужно будет только укреплять ее, но основание надежно. «ПослеЖизнь» больше, чем то, что я себе представлял. Она великолепна!

Я хвастался перед ней, пока у меня были силы говорить. А когда остановился, то положил руки на колени и просто расхохотался, настолько переполняли меня усталость и возбуждение.

– Ох, Пайрева, – вздохнул я. Колпак капсулы был открыт, и Пайрева была так прекрасна. Я представил, как моя любовь струится к ней подобно ветерку, заставляет дрожать веки и входит в ее разум.

Я так жду нашей встречи, мой Алеф.

Она ответила мне!

Нет, конечно же, она мне не ответила. Просто я слишком много времени проводил в Песни и привык к тому, что мне отвечают бестелесные голоса. Я хотел быть с ней так сильно, что вообразил ее голос.

– Мне нужно заполнить море, – сказал я ей, когда отдышался. – Мне нужно, чтобы «ПослеЖизнь» росла, но еще не отлажено так много мелочей, и к тому же есть проблемы.

Расскажи мне, Алеф.

Это было только мое подсознание, но разве это имело значение? В последующие дни я проводил с ней больше времени, рассказывая о стремительно разворачивающихся событиях.

– У Лиацеи Кальфи были родители и брат, – говорил я. – У нее были любовники и непростая жизнь, и теперь Песнь обо всем этом знает. Ее семье не дают покоя, никто из ее близких не может скрыться, и все они утопают в сочувствии и обвинениях. Песнь уничтожает их.

Ты сказал, в обвинениях?

– Она поругалась с одним из своих любовников как раз перед последним полетом. Песнь ополчилась на него. Они винили его в ее гибели. Он покончил с собой.

В будущем сделай всех анонимными. Только дай им выдуманные имена, Алеф, а не номера. А когда появятся способы лечения, анонимность к тому же сделает голосование честным…

После этого я говорил с ней постоянно, даже когда не был рядом. Вопросы, с которыми я не мог справиться в одиночку, мы разрешали вместе, хотя сама идея подобного сотрудничества была безумной. Я представлял себе, как Малах наблюдает за мной, не убирая пальца с какого-нибудь устройства, готового убить меня, стоит мне сделать подозрительное движение.

– Что мне делать, когда их будут извлекать из моря, чтобы вылечить?

Размести по всей Системе клиники «ПослеЖизни». Пусть у тех, за чье исцеление проголосуют, будет возможность оказаться в любой из них, и никто не узнает, в какой именно, чтобы они могли начать новую жизнь анонимно.

По прошествии нескольких месяцев осталась лишь одна проблема, и я пришел с ней к Пайреве.

– Пайри, у некоторых нейридов, внедренных взрослым, есть недостаток. Переписанные с них воспоминания не всегда полны или точны. Даже если я использую архивы, чтобы помочь пьютерии вносить поправки, исходя из вероятности подлинности события, пьютерия не может сымитировать интонацию человека. Она всегда звучит фальшиво.

Так не используй пьютерию, мой Алеф. Используй людей.

И так я стал использовать интервьюеров для сбора деталей, для внедрения специфики словарного запаса, и акцента, и жаргона в экстраполяции пьютерии, для доработки и сглаживания всех неровностей наших ранних ПослеЖизней. Эти писатели были необходимы, только пока мы полагались на нейриды, внедренные взрослым, и я постарался, чтобы мы ничего не скрывали, но это привело к тому, что в последующие годы вокруг «ПослеЖизни» зародилось множество слухов и теорий заговора.

Избавиться от слухов оказалось невозможно. Однако, к моему удивлению, они, похоже, только укрепляли репутацию «ПослеЖизни». Мы просто рассказали правду – что точность Жизней взрослых не может быть стопроцентно гарантирована, однако со временем, когда станут доступны ПослеЖизни тех, кому нейрид был имплантирован при рождении, точность приблизится к единице.

Таким образом, когда до выхода Пеллонхорка из rv осталось совсем немного, я смог сосредоточиться на финальных деталях.