Кэтрин Мур - Грядет тьма (сборник)

Я этого не сказал. Мне хотелось найти Анти-Ком так же сильно, как и ему. Мне было все равно, каким образом я это сделаю. Но тот тихий колокольчик в дальнем уголке моего сознания, который звучал недавно: «Будь осторожен, Рохан», теперь превратился в набат: «Держи рот на замке, Рохан. Не говори лишнего!».

А я ничего и не говорил. Я даже не задавал вопросов внутреннему голосу. До сих пор он не обманывал меня. И я был готов подчиняться ему до определенного момента.

Най уставился на меня, нервно ликуя.

— Если мы захватим главаря Анти-Кома сегодня или завтра, ты сможешь просить все, что твоей душе будет угодно, — сказал он. — Я серьезно, Говард. — Он беспокойно заерзал. — Ну, я думаю, что это все. Увидимся позже. Спокойной ночи и удачи, Говард.

Я скрестил пальцы, когда изображение погасло.

Я стоял под трибуной на улице Дуглас-Флэте, прислушиваясь к шарканью ног над головой, скрипу скамеек, голосам, слегка повышенным от возбуждения. Что-то новое пришло в Дуглас-Флэте, и публика уже была в предвкушении. Я вдохнул ночной воздух так глубоко, насколько могли вместить мои легкие. Я чувствовал себя прекрасно. Я чувствовал, как мир вращается под ногами, и знал, что он вращается, потому, что я шел по нему. Я хотел заставить крутиться его быстрее. Мне хотелось переместиться в тот момент, когда я выйду в свет прожекторов и жизнь закружится вокруг меня и моей пьесы. В жизни нет более чудесного и трепетного переживания. Абсолютно нет. Пусть сегодня я буду играть точно по сценарию, но это все равно будет моя роль, моя пьеса. Я уже предвкушал эти первые мгновения, когда я почувствую, как огонь творчества зажжет во мне искру жизни, протянется и затопит сцену, публику и мир и поглотит нас в едином дыхании со мной в центре.

Рой и Полли стояли рядом со мной, но в миллионе километров от меня, окутанные своими маленькими отдельными мирками, создавая из себя новые личности. Кресси нервными, бессознательными движениями разглаживала юбку, погрузившись в себя без остатка, превращаясь в ту Сьюзен Джонс, какой она станет через минуту, когда переступит через границу темноты в свет сцены. Они с Полли вообще не разговаривали по дороге сюда. Я догадывался почему, но это меня не касалось.

Все выглядели напряженными и взволнованными. Страх перед сценой во второй постановке не так страшен, как в первой, но он долго не отпускает. У некоторых актеров это никогда не проходит, независимо от того, как долго они играют. Я был немного удивлен, осознав, что за себя я совсем не боюсь. Это было что-то новенькое и казалось почти неестественным.

Над нашими головами заскрипели трибуны. Я поднял глаза и впервые заметил, что снизу балки и скамьи украшены полосой какой-то тусклой краски, а посередине каждой полосы проходит тонкая серебряная нить. Она была достаточно выпуклой, чтобы образовать небольшой гребень на металле, и я рассеянно провел большим пальцем по ближайшей полоске, желая, чтобы быстрее наступил момент моего выхода на сцену.

Я услышал голос Эйлин Хенкен из-за трибун — полный, легкий и звучный.

— Муженек! Дорогой, ты меня слышишь? Со всеми этими людьми в городе сегодня вечером, кажется, вы могли бы найти что-то получше, чтобы сделать...

Я нетерпеливо ждал своего выхода. Через четыре минуты, три, две я почувствую, как мой талант и обаяние захватят это знакомое, легкое, уверенное, бесконечно доверчивое внимание аудитории. Я почувствую, как зрители поддаются моим чарам. Еще минута.

Кресси, сидевшая рядом со мной, подняла палец и принялась медленно отсчитывать секунды, бессознательно кивая головой. В последний момент она глубоко вздохнула, лучезарно улыбнулась в пустоту и выпорхнула на сцену.

Теперь пришло мое время. Я тоже глубоко вздохнул и уверенно шагнул в жаркий яркий павильон света...

Топор упал.

Топор, который вот уже двадцать четыре часа висел у меня над головой, хотя мне и в голову не приходило взглянуть на него, с беззвучным стуком опустился прямо мне на темя.

Кресси повернулась ко мне, сияя в свете ламп, откинула голову назад и сказала голосом, который был чуть громче ее собственного, потому что сцена была со всех сторон:

— Я действительно не знала.

Я молча смотрел на ее лицо, будто парализованный. Мои реплики навсегда вылетели у меня из головы, холодные, как камень, совершенно забытые. Я не мог вспомнить и слова. Я не знал, о чем идет речь в пьесе. Я не знал, кем должна быть Кресси. Я не знал своего имени, не знал, какой сейчас год и на какой планете нахожусь. Все замерло вместе со мной, мертвым, но стоящим на ногах. А зрители напряженно ждали.

Пауза тянулась мучительно долго. Пот обжигал все мое тело, как лед. Мир перестал вращаться, мы все были заморожены прямо здесь и сейчас, будто время остановилось и прозвучал последний звонок мироздания.

Кресси смотрела на меня с нарастающим ужасом. Она повторила свои последние слова, перефразируя их ровно настолько, чтобы они прозвучали естественно.

— Я действительно думала, что ты не придешь, — проговорила она. — Ты хоть догадывался об этом?

Она задавала мне прямой вопрос, которого не было в сценарии, пытаясь любым способом вывести меня из ступора. Очевидно, она думала, что если ей удастся заставить меня заговорить, то, может быть, я смогу встрепенуться и вернуться к диалогам.

Я просто тупо смотрел на нее. Холодный пот теперь струился по моим щекам и проступал сквозь грим крупными, явными каплями. Мой желудок узлом сжался в мучительный комок, и меня так сильно тошнило, что если бы мне повиновался хоть один мускул, то меня разорвало бы на части. Я не мог двинуть даже пальцем.

Никогда в жизни со мной не случалось ничего подобного. Конечно, боязнь сцены была присуща мне. Но никогда ничего похожего на эту абсолютную, парализующую агонию не происходило. Это было невероятно. Это казалось невозможным. Но в тот момент я даже не пытался это понять. Я оказался слишком замороженным в этом кошмаре, чтобы осознать причину.

Кресси беззаботно рассмеялась и вдруг встала на цыпочки, чтобы обнять меня за шею и поцеловать в щеку. Все еще цепляясь за нее, она сказала:

— Это за то, что не разочаровал меня. Удивлен?

Затем, приблизив губы к моему уху, она яростно, шепотом подсказала мою следующую реплику.

Я пробормотал фразу следом за ней, как автомат, ровным голосом. В то же мгновение остальные актеры, как и я парализованные от неожиданности, одновременно начали действовать. К черту пьесу. На этом этапе. Теперь все хотели только одного, чтобы Рохан ожил.

Рой выскочил на сцену и схватил Кресси за руку, сердито крича на меня за то, что я поцеловал Сьюзен Джонс прямо здесь, на улице. Под Хенкен решительно встал между нами, чтобы разнять нас. Рой, отбиваясь от него, наклонился ко мне и прошептал мне на ухо мои следующие строки.