А. Риддл - Война солнца [litres]

– Какой?

– Тот же выбор, что у тебя был в прошлый раз. Присоединяйтесь к Сети. Я помогу тебе сделать это.

– Ты ведешь себя так, словно я обладаю такими полномочиями. Я не говорю за всю человеческую расу.

– Может быть. Но ты недооцениваешь свою роль здесь, Джеймс. На данный момент ты – единственная надежда вашего вида на выживание. Выбор за тобой.

– И все же ответ нет.

Артур качает головой.

– Ты предпочитаешь умереть, чем присоединиться к нам?

– Не только я, но и мои люди.

– Жаль. И, в то же время, это столь же глупо, сколь и распространенно. У вас остался последний выбор: эвакуировать эту планету.

– Как?

– Два корабля пристыкованы к МКС.

– И куда потом? В этой Солнечной системе нет других обитаемых миров, и эти корабли не способны к межзвездному путешествию.

– Это правда, но они могли бы быть. Это сделка, которую я предлагаю тебе, Джеймс. Я предоставлю техническую помощь, необходимую для завершения этих кораблей и превращения их в колониальные суда. – Артур оглядывает тело Оскара. – Я буду использовать эту примитивную среду для управления строительством роботов и технологий, которые намного превосходят ваши возможности.

– И из чего ты их построишь? Вы разорвали эту планету на части.

– Не совсем. Я оставил нетронутыми важные ресурсы, которые вам нужны, чтобы покинуть Землю. Это моя сделка. Я помогаю тебе уйти, а ты никогда не вернешься. Начиная с настоящего момента, мы оба прекратим военные действия. Если вы нападете хотя бы на одну из солнечных ячеек, сделка будет отменена. «Сборщик» убьет вас. Но если вы этого не сделаете, я вам помогу.

– Сколько времени у нас есть?

– Четырнадцать месяцев.

– Что произойдет через четырнадцать месяцев?

– Отключение, Джеймс.

– Нулевая солнечная энергия достигнет Земли?

– Верно. Замерзнуть или голодать – через четырнадцать месяцев один из этих вариантов станет твоим будущим.

У меня миллион вопросов. То, что он говорит, почти не укладывается у меня в голове. Сначала я задаю самый очевидный вопрос:

– Куда мы пойдем?

– Я определил подходящую планету. Похожа на Землю. Не в глуши, если хотите.

Долгое время я изучаю его, размышляя, не ложь ли это, действительно ли эта планета существует. Даже если это так, мне интересно, выполнит ли Сеть свою часть сделки.

Артур улыбается.

– Сделай правильный выбор, Джеймс. Лучший выбор, чем вы сделали в прошлый раз. Это твой последний шанс спасти своих людей.

– Почему я?

– Потому что ты единственный разум, способный выполнить работу вовремя. В том числе по той причине, о которой я только что сказал. Ты знаешь больше, чем кто-либо другой в мире. В прошлый раз я сказал тебе, когда мы встретились, что вернусь и буду сражаться. И вот ты здесь. Если ты скажешь «нет» прямо сейчас, я тебя ударю. Я потрачу энергию, необходимую для мобилизации другого астероида. Достаточно большого, чтобы похоронить тебя на этой маленькой планете.

Григорий пристально смотрит на меня, его глаза горят от ярости. Он хочет драться. Я тоже. Но с чем? И для чего?

Если я скажу да, могу ли я доверять Сети? Могу ли я заключить сделку с врагом, который убил миллиарды моих людей? Даже если это правильный шаг, мир меня возненавидит. Если судить по Григорию, то даже мои друзья будут меня ненавидеть.

Артур подходит ближе ко мне.

– Не будь глупцом, Джеймс. Часы тикают. – Он делает паузу, изучая меня. – Ты ведь знаешь, кое-что еще изменилось с тех пор, как вы впервые столкнулись с Сетью на Церере. Теперь ты отец.

Он поднимает брови.

– И собираешься снова стать им. – Он откидывает голову, словно вспоминая что-то. – О, верно, она не сказала тебе.

Он улыбается.

– Но Оскар знает, потому что Оскар был подключен к базе данных служб здравоохранения АтлантикНет. Он увидел результат теста на беременность во второй раз. Он скрывал это от тебя – конфиденциальность пациента и все такое. Итак, Оскар знает, и теперь я знаю, и теперь вы знаете.

Я лихорадочно соображаю. Это правда? Почему Эмма не сказала мне? Артур может лгать, пытаясь манипулировать мной, надеясь, что, если я поверю, что Эмма беременна, я приму более безопасный вариант – тот, который он предложил.

– Первый триместр – деликатное время для твоего еще не родившегося ребенка, не так ли, Джеймс? Время, когда маме нужно оптимальное питание. Получает ли она его там, в Цитадели? Сколько им осталось, пару недель? Держу пари, они начали крайне урезать ежедневный рацион. Какая стрессовая ситуация. Не хорошо для тех, кто находится в положении. Я могу помочь тебе вытащить ее.

Артур смотрит на меня.

– Сделай правильный выбор на этот раз. Ради своего народа, своей жены, своей дочери, своего будущего ребенка. Последний шанс, Джеймс. Что ты выбираешь?

Часы превращаются в дни, которые проплывают один за другим.

Каждую ночь в переполненной спальной комнате, когда гаснет свет, я крепко обнимаю Элли, а сама прижимаюсь спиной к бетонной стене, оставив место в кровати для Джеймса. Каждое утро я просыпаюсь, надеясь, что ночью он приедет, что я протяну руку и почувствую теплое спальное место, где он только что лежал. А сам Джеймс уже встал и пытается вытащить нас отсюда. Но каждое утро все повторяется: холодное место на кровати рядом со мной и очень испуганный ребенок на моих руках.

Каждую ночь Элли использует свою ограниченную речь, чтобы задать одни и те же вопросы:

– Где Па? Идем домой?

Сегодня у меня даже нет сил отвечать.

– Маме нужно отдохнуть, милая.

Я закрываю глаза и стараюсь не позволять своим мыслям управлять мной. Мой худший страх – что-то случилось с Джеймсом. Мое самое большое сожаление – я не сказала ему, что беременна. Если я когда-нибудь увижу его снова, это первое, что я собираюсь сделать.

Завтрак сейчас – занятие довольно мрачное. Взрослые смотрят, как дети едят их скудные пайки. Некоторые уже достаточно взрослые, чтобы понять, что происходит, а для тех, кто пока не может этого сделать, не существует хорошего объяснения, которое не напугало бы их до смерти.

Слышать, как ребенок говорит «Я голоден» – это, должно быть, самая душераздирающая фраза в жизни родителей, за которым следует момент, когда вы говорите:

– Я ничего не могу поделать.

Эти два момента происходят сейчас довольно часто.

Нашей еды хватит на девять дней. Через девять дней первому из нас грозит смерть или постоянная инвалидность.

Несмотря на мои ежедневные занятия по изучению «Права первородства», я вижу, что некоторые люди сдались. Я вижу это по тому, как они не смотрят на меня, и по тому, как они не отвечают своим детям, когда те говорят, что голодны. Я вижу это в их телах, изможденных лицах, худых руках и неуклюжих, почти пьяных движениях.