А. Риддл - Война солнца [litres]

Фаулер держит в руках планшет с картой водопровода и водоносного горизонта.

– Мы уверены, что у вас достаточно кислорода, чтобы достичь любой точки в водоносном горизонте. Все зависит от того, насколько быстро вы плаваете и сколько кислорода вы используете. А также от того, повреждены баки или нет. С учетом вышесказанного ваш лучший вариант – сразу же добраться до поверхности водоносного горизонта, когда выберетесь из резервной трубы. Найдите разрыв на поверхности воды, подышите кислородом и отдохните. Не торопитесь и ищите проход на поверхность от этой своей новой домашней базы.

– Поняла, сэр.

Сержант обвивает самодельную веревку вокруг ее талии: полоски простыни, переплетенные вместе и туго смотанные.

– С Богом, капрал, – говорит полковник Эрлс.

Я морщусь, когда кровь приливает мне к лицу.

– Держи крепче, Джеймс, – говорит Идзуми.

У нее стальные нервы.

Мы оба одеты в армейские хирургические халаты, перчатки и маски для лица. Пациент, 26-летний молодой человек, которого мы вытащили из-под обломков здания около трех часов назад, вертится на операционном столе в медицинском отсеке бункера ЦЕНТКОМа.

Идзуми смотрит на аппарат, показывающий его жизненно важные функции, и делает анестезию.

Она медленно передает мне зажимы и протягивает руку.

– Нить.

Сорок пять минут спустя операция закончена, и я отмываю руки.

– Я думаю, он справится, – говорит Идзуми, стоя рядом со мной и тоже моя руки под металлическим краном. – Мы будем знать наверняка к завтрашнему утру.

Мы выходим из операционной, проходим через медицинский отсек и оказываемся в открытой зоне бункера, который превратили в больницу. Ряды раскладушек покрывают половину пола. Мы убрали все машины, кроме одной, и припарковали их прямо у бункера, чтобы освободить место. На веревках между кроватками, чтобы добавить хоть немного приватности, висят белые простыни. Примерно двадцать пациентов бодрствуют и плачут. Их рыдания мучительны, но сейчас мы сделали для них все, что могли. Мы обработали их раны и дали им обезболивающие. С болью в их сердцах от потери близких мы мало что можем поделать. В ближайшее время эта боль не уйдет.

Мы проводим спасательные работы уже около недели. Недоедание, рваные раны и переломы являются наиболее распространенными травмами. У выживших нет недостатка в сотрясениях мозга, но я думаю, что большинство из них справится.

Сорок два. Это число жизней, которые мы спасли.

За последнюю неделю из руин лагеря № 7 мы вытащили в общей сложности пятьдесят три человека. Одиннадцать из них скончались от травм. Пятеро выживших были достаточно здоровы, чтобы помочь нам. Они искали обломки и оказали большую помощь. Одна из них, капитан армии по имени Тара Брайтвелл, резко повысила нашу эффективность. Британка, немногословная женщина, она из каждого извлекает пользу. Сейчас она руководит спасательными операциями и делает это лучше, чем я.

Григорий и Гарри копали в месте удара астероида. День и ночь они управляли большим экскаватором и бульдозером, которые мы нашли здесь, в бункере ЦЕНТКОМа, и загоняли эти машины до предела. Даже с помощью гидравлического молота экскаватора работа двигается медленно. Земля под ударным кратером спрессована очень плотно – и часть ее была каменной задолго до того, как астероид упал.

Без Оскара мы не сможем вернуться в Цитадель. Копать – наша лучшая надежда добраться до людей там, внизу, но с каждым днем я все больше нервничаю по поводу наших перспектив.

Мы с Идзуми провели время, заботясь о выживших. В перерывах между этими моментами я стал думать о том, принять ли помощь Артура. В глубине моего сознания постоянно возникает мысль, что Эмма и Элли медленно умирают от голода и что Эмма беременна. Время уходит.

Девять дней. У них осталось еды на девять дней. Можем ли мы добраться до них вовремя?

Если мы не можем, есть только одна альтернатива: сделка с Артуром. Но я боюсь, что если мы примем его предложение, то это может убить нас всех. Боюсь, что его жест – уловка, ложь, чтобы получить доступ к компонентам робототехники, которые он будет использовать, чтобы убить нас. Это его план? Сначала убить всех в Атлантическом Союзе, а затем перемещаться по миру? Более чем вероятно, что Сеть использовала астероиды в качестве первого удара, зная, что сможет взять под контроль Оскара, чтобы прикончить последних выживших.

Но что, если я ошибаюсь? Что, если мы не сможем вовремя докопаться до Цитадели? Что, если Артур – наш единственный шанс спасти этих людей, включая мою дочь, жену и еще не рождённого ребенка? Что, если моя задержка сейчас убивает людей в Цитадели? Хотел бы я иметь представление о том, что там происходит.

Невозможно принять решение, которое может спасти нас или обречь на провал. Но я должен, причем в ближайшее время. Время. Сейчас это валюта нашего существования. Мы тратим ее и больше не получим.

Я также рассмотрел черную липкую субстанцию, которая захватила тело Оскара, вставив программу Артура. Я предполагаю, что это не представляет угрозы для людей, но я все равно сказал всем быть настороже – и держать любое механическое оборудование подальше от него. Это был странный разговор. Некоторые члены команды спасателей, вероятно, думают, что я слетел с катушек.

В маленькой комнате бункера Центкома двое выживших сидят за длинным столом. Они не могут работать в поле – у обоих сломаны ноги – но они очень помогли нам в координации наших действий.

Стройная молодая женщина с клубнично-светлыми волосами, которая, как я полагаю, была в нынешнем классе Эммы, держит трубку армейской рации.

– Повторяю, это лагерь № 7. Мы ищем выживших. Если вы слышите меня, пожалуйста, ответьте.

Радиостанции имеют ограниченный радиус действия, но если мимо пролетают вертолеты или проезжают транспортные средства, то они могут нас услышать.

Она ждет, затем берет спутниковый телефон и проверяет его. Маловероятно, что мы получим ответ, но мы должны попытаться.

Я указываю на радиотрубку.

– Вы не возражаете?

– Нет. Пожалуйста, – говорит она, передавая ее мне.

– Гарри, можешь сказать нам, как у вас ситуация?

– Привет, Джеймс, ситуация примерно такая же. Мы действительно движемся медленно.

– Помогает ли гидравлический молот?

– Немного.

Дверь в наш оперативный штаб открыта, и рядом я слышу ритмичный стук, доносящийся из единственного транспортника, оставшегося в бункере. Мы держим его здесь по единственной причине: это тюрьма для Артура.

Я слушаю минуту, анализируя – это азбука Морзе. Два трехбуквенных слова: тик-так.

Я выключаю радио, подхожу к транспортнику и открываю заднюю дверцу. Она сдвигается всего на несколько дюймов – цепь, удерживающая ее, гарантирует, что она не сможет раскрыться достаточно, чтобы Артур выскользнул. Он подходит к открывшемуся узкому проему и смотрит на меня.