А. Риддл - Война солнца [litres]

– Их время истекает, Джеймс. – Он делает паузу. – Вы не можете спасти их с помощью экскаватора. Фактически то, что вы делаете сейчас, может дестабилизировать Цитадель и принесет, наверное, больше вреда, чем пользы. Вы можете так даже убить кого-то. Давай я тебе помогу.

– Как бы ты нам помог? Я не отправлю тебя обратно в Цитадель. Насколько я знаю, ты мог бы всех там зарезать. Я не позволю тебе быть рядом с моей семьей.

– Подумай об этом, Джеймс. Я самая продвинутая сущность, с которой вы когда-либо сталкивались. У меня есть коллективные знания миллионов лет цивилизации. Я был свидетелем изобретений, которые вы даже не представляете, освоил науки и технологии, которые кажутся вам волшебством. Я могу добраться до этого бункера сотней разных способов.

– Назови один.

– У нас нет времени на семинар по робототехнике будущего. Достаточно сказать, что из примитивных предметов, находящихся здесь, в этом центре ЦЕНТКОМа, я мог бы создать машину, которая могла бы добраться до Цитадели и обеспечить спасательный проход. Без труда. В течение двух дней. Конечно, я бы остался над землей, чтобы вы могли пристально следить за мной. – Он снисходительно улыбается.

– Скала…

– …слишком крепка под кратером. Да, я знаю это. Он почти такой же твердый, как твой толстый череп. – Артур делает паузу, чтобы оскорбление впиталось. – Я бы не тратил время, – продолжает он. – Я бы переместился в точку над резервной водяной трубой, просверлил ее и закрыл часть, ведущую к водоносному горизонту.

– Даже если бы мы это сделали, труба все равно была бы заполнена водой вплоть до подвала Цитадели.

– Это просто. Буровая машина испарит ее. Мы Сеть, Джеймс, – мы умеем кипятить воду.

– Откуда я знаю, что вы не просто создадите машину, которая убьет всех нас? Это поможет вам сохранить энергию, не так ли?

– Справедливо. Но подумай вот о чем: если бы я собирался это сделать, я бы начал с того момента, как захватил тело Оскара. Я бы просто ушел из жилища и никогда не сказал бы вам ни слова. Даже если я убью всех в лагере № 7 и начну продвигаться по миру, некоторые люди всегда выживают. Под землей. Или под морем. Или где-то еще. Это происходит в девяноста семи и шести десятых процента случаев. И, по статистике, есть вероятность, что кто-то рано или поздно выползет и запустит одну или две ядерные бомбы в мои солнечные элементы, и я снова буду играть роль истребителя вашей расы. Я имел в виду то, что сказал: я помогу вам покинуть эту планету, если вы согласитесь на мои условия.

Он смотрит на меня.

– Подумайте о том, что я добровольно вступил в этот отряд для того, чтобы вы заключили меня в тюрьму, когда я мог убить тебя, Григория, Идзуми и всех ваших выживших. Хватит говорить, Джеймс. Согласитесь с моими условиями, иначе я убью каждого человека на этой планете.

Я захлопнул дверь. Я устал от того, что он угрожает нам. Надоело, что он манипулирует мной.

– Они голодают, Джеймс! – кричит он через дверь. – Перестань быть дураком.

Рация, лежащая на столе, издает один звуковой сигнал, и в канале связи раздается мужской голос: Уайетт, один из членов команды, разыскивающих выживших.

– База, команда первая, у нас есть еще один выживший. Она потеряла много крови. Расчетное время прибытия – пять минут.

Идзуми хватает радио.

– Мы будем готовы.

Там нет никакого способа как-то разделять звуки, которые издают выжившие; ты просто слышишь каждое слово.

В разделенных простынями кабинах некоторые выжившие сидят, ожидая, что кто-то еще войдет, вероятно, надеясь, что это кто-то, кого они знают, их мать, отец, брат, сестра или друг. Для них ожидание прибытия выжившего должно быть мучительным. Вот уже несколько дней все одинаково: американские горки надежды и разочарования, смешанные с радостью, что еще один человек пережил это.

Я снова вытираю руки, готовясь к прибытию пациента, но ответ Артура преследует мои мысли.

Руки Идзуми молниеносно движутся по ране на ноге женщины – но мы опоздали. Она потеряла слишком много крови. Экран рядом с кроватью мигает красным, когда частота ее пульса снижается до нуля.

Через десять минут после того, как пульс превратился в прямую линию, Идзуми все еще работает.

– Все кончено, Идзуми.

Она игнорирует меня еще минут пять, а затем снимает со щелчком свои перчатки, отбрасывает их в сторону, подходит к стене, и, прижавшись к ней, сползает на пол. Притянув ноги к груди, она просто смотрит прямо перед собой стеклянными глазами, и ее лицо выглядит старше и еще более усталым, чем я когда-либо видел.

– Отдыхай, Идзуми. Я закончу.

Она встает и уходит из операционной в оперативный центр, где Уайетт и Рикардо жуют протеиновые батончики, запивая их водой из бутылок.

Я смотрю в окно. По ее лицу видно, что мы потеряли пациента. Из прошлого опыта я знаю, что эти парни будут задавать себе вопрос, могло ли все сложиться иначе, если бы они копали или ехали чуть быстрее.

Идзуми говорит слова, которые мы много раз повторяли последние пару дней:

– Мы ничего не могли для нее сделать. Даже если бы вы добрались сюда раньше.

У нас всех не хватает времени. Интересно, не такие ли мы сами, как этот пациент, и не слишком ли поздно для нас?

У нас осталось пять дней.

Некоторые взрослые не покидают двухъярусных комнат.

Дети напуганы.

Я напугана.

На нашей встрече на кухне сегодня утром Фаулер просто спросил:

– Есть что-нибудь новое?

Никто не ответил ни слова. А потом мы просто ушли и вернулись к выполнению своих дел. Для меня это значит не делать ничего.

Я хоть и пытаюсь, но не могу не думать о фактах нашей ситуации.

И особенно не могу перестать думать об Анжеле Стивенс.

Примерно через четыре часа после того, как она вошла в трубу с водой, Стивенс пять раз дернула за веревку, просигнализировав о том, что она добралась до водоносного горизонта.

С тех пор веревка провисла. Она не показывала, что добралась до поверхности водоносного горизонта.

У меня была надежда, что, возможно, веревка каким-то образом разорвалась. Или, возможно, ей пришлось отвязать ее, чтобы добраться до выхода на поверхность. Но по прошествии нескольких дней она не вернулась, и с веревкой тоже ничего не происходило.

На данный момент все совершенно ясно: Стивенс мертва.

Я не могу перестать думать о ней. О ее смелости и жертве.

Все это всегда заставляет меня думать о Джеймсе, и мне интересно, где он и почему он не вернулся.

В нашей занимающейся в подвале группе отсутствует не только Анжела Стивенс. Многие из взрослых перестали приходить. Сегодняшнее заседание посвящено вере – ее силе. И ее темной стороне.

Вот чего нам не хватает: веры. Вера в то, что все вернется на круги своя. Я надеялась, что эта группа и эти занятия дадут подобную веру людям. Какое-то время так и было, но сейчас все прошло и нам нужно что-то новое.