Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

Найдутся те, кто скажет, что одежда делает человека. В общем-то это неправда. Но когда будущий Маркиз, а тогда совсем еще юнец, надел плащ в самый первый раз и уставился на себя в зеркало, он сразу как будто стал выше ростом. Плечи его сами собой расправились, осанка преобразилась. Глядя на свое отражение, он понял, что человек в таком плаще – не какой-нибудь там мальчишка и уж подавно не простой форточный вор или торговец мелкими услугами. Отрок в плаще (он в ту пору был ему еще великоват) улыбнулся и вспомнил картинку из книжки: мельников кот, стоящий на задних лапах. Самодовольный, беспечный кот в отличном плаще и горделивых сапожищах. Тогда-то он и придумал себе имя.

Такой плащ был впору только Маркизу де Карабасу. Как правильно произносить «Маркиз де Карабас», он тогда не знал – и до сих пор так и не выяснил, а потому ставил ударение то так, то эдак.

Вода между тем поднялась до коленей. «Такого бы не случилось, будь при мне мой плащ», – подумал он.

Настал очередной Базарный день, а в жизни Маркиза де Карабаса подошла к концу самая отвратительная на его памяти неделя. Более того, дела и не думали идти на поправку. Правда, он вернулся из мертвых, и перерезанное горло быстро заживало. В голосе даже появилась хрипотца, которую он счел довольно милой. Таковы были очевидные плюсы.

Однако в том, чтобы умереть (а точнее, только что побывать мертвецом), имелись и не менее очевидные минусы, и наихудшим из них была пропажа плаща.

От Сточного народа толку он не добился.

– Вы продали мой труп, – сказал Маркиз. – Это ничего, бывает. Но вы и мое имущество продали, и теперь я хочу его назад. Я заплачу.

Данникин из Сточного народа лишь пожал плечами.

– Ну да, – сказал он. – Тебя продали, и его заодно. Нельзя же теперь просто пойти и забрать назад то, что ты продал. Так дела не делаются.

– Мы сейчас говорим, – уточнил Маркиз де Карабас, – о моем плаще. И я твердо намерен получить его обратно.

Данникин снова пожал плечами.

– Кому вы его продали? – терпеливо спросил Маркиз.

Сточный житель ничего не ответил. Он как будто вообще не услышал вопроса.

– А ведь я могу достать тебе духи, – промолвил Маркиз, пряча раздражение под всей любезностью, на какую только был сейчас способен. – Великолепные, изумительные, благовонные духи. Признайся, тебе их хочется.

Данникин, окаменев лицом, уставился на Маркиза. Потом чиркнул себе пальцем по горлу. Жест возмутил Маркиза дурновкусием, но желаемого эффекта все же достиг. Вопросы Маркиз задавать перестал: все равно отсюда никаких ответов больше не поступит.

Маркиз отправился на фуд-корт. В ту ночь Плавучий Базар раскинулся в галерее Тейт. Фуд-корт устроили в зале прерафаэлитов, но почти все прилавки уже свернули. Только какой-то печальный человечек торговал сосисками, да под бернджонсовским полотном с девами в прозрачных одеждах, спускающимися вниз по лестнице, еще ютились Грибники со столами, табуретками и грилем. Однажды Маркиз уже отведал сосиску у печального человечка. У него было правило: никогда в трезвом уме не повторять одну и ту же ошибку дважды, – так что он направился к Грибникам.

За прилавком их было трое, все молодежь – двое парней и девушка в старых дафлкотах и списанных армейских куртках. Пахло от них сыростью. Троица щурилась на него из-под лохматых шевелюр, будто свет резал им глаза.

– Чем торгуете? – поинтересовался Маркиз.

– Тот Самый Гриб. Гриб на тосте. Гриб сырой.

– Я буду Гриб на тосте, – решил он, и Грибная девица (юная и бледная, с лицом навевавшим воспоминания о вчерашней овсянке) отрезала ломоть от громадного дождевика размером с пень.

– И прожарьте хорошенько – снизу доверху, – распорядился Маркиз.

– Смелее! Съешь его сырым! – призвала девица. – Стань как мы.

– Я уже имел дело с Грибом, – возразил Маркиз. – И мы достигли взаимопонимания.

Девушка положила белый ломоть дождевика на решетку переносного гриля.

Один из парней, высокий, сгорбленный, в дафлкоте, благоухающем старым подвалом, придвинулся к Маркизу и нацедил ему стакан грибного чая. Когда юноша наклонился, Маркиз различил крошечную плантацию бледных грибов, расплескавшуюся, будто бородавки, у него по щеке.

– Ты ведь Карабас? – осведомилась Грибная личность. – Мастер на все руки?

До сих пор Маркиз не думал о себе в таком качестве.

– Я, – просто сказал он.

– Слыхал, ты свой плащ ищешь. Я видел, как Сточные его продавали. В прошлый Базарный день. На «Белфасте» [96]. И я видел, кто его купил.

Волоски у Маркиза на загривке встали дыбом.

– И что ты хочешь за эту информацию?

Грибник облизнул губы языком, покрытым лишайниками.

– Есть одна девушка. Она мне нравится. Да только внимания на меня не обращает.

– Грибная девушка?

– Кабы так. Были бы мы с ней как одна плоть, едины друг с другом и с Тем Грибом, – не знал бы я забот. Нет. Она из Вороньего Двора, из Рейвенс-корта. Но иногда к нам заглядывает. Я с ней даже разговаривал. Вот как мы с тобой сейчас говорим.

Маркиз не стал жалостливо улыбаться, но и хмуриться тоже не стал. Лишь едва шевельнул бровью.

– И она не отвечает взаимностью на твой пыл. Странно. Так чем же я тут могу помочь?

Парень запустил серую руку в карман дафлкота и вытащил конверт в прозрачном пластиковом пакете для сэндвичей.

– Я ей письмо написал. Типа стихи, хотя поэт из меня так себе. Чтобы объяснить, что я к ней чувствую. Но не знаю, станет ли она читать, если я сам ей его отдам. А потом я тебя увидел и подумал: вот если бы ты его отнес, ты мастер красиво говорить, уболтал бы ее…

Тут он как-то завял и умолк.

– Ты подумал, что тогда она прочтет его и с большей благосклонностью отнесется к твоему сватовству.

Юный Грибник опустил озадаченный взгляд на свой дафлкот.

– Да какое уж тут фатовство. У меня только это и есть, что на мне.

Маркиз подавил вздох. Грибная девица поставила перед ним треснутую пластмассовую тарелку с дымящимся ломтем Того Гриба.

Маркиз на всякий случай потыкал вилкой в Гриб – убедиться, что его и правда хорошо прожарили. Активных спор вроде не обнаружилось. Лишняя осторожность никогда не помешает, а для симбиоза Маркиз считал себя слишком большим эгоистом.

Гриб оказался недурен. Он прожевал и проглотил кусок, хотя горлу было больно.

– Итак, все, чего ты от меня хочешь, – это сделать так, чтобы она прочла твое страстное послание?

– Ты, что ли, про письмо? Про стихи?

– Ага, про них.

– Ну, да. И чтобы ты подождал и убедился, что она не выкинула письмо нечитаным. И еще чтобы ты принес мне ответ.

Маркиз окинул юношу взглядом. Да, у него малюсенькие грибы растут на щеках и шее, и волосы косматые и немытые, и пахнет от него затхло, как от давно заброшенного дома, но глаза сквозь густую бахрому глядят настойчиво и ясно, и сами они светло-голубые, и вообще он высокий и вовсе не урод. Маркиз даже представил его себе хорошенько отмытым и отчищенным и… несколько менее грибным – и зрелище это одобрил.