Песах Амнуэль - Смещение

А ощущение осталось.

Когда электронные часы на стене палаты показали 5:32, Вита открыла глаза. Сознание было затуманено лекарствами, и она не понимала, где находится. Белый потолок. Медицинская аппаратура. Больница. «Значит, опять не получилось». На фоне невнятного, бормотавшего случайные мысли, сознания, эта мысль была четкой, будто написанной алыми буквами на потолке. Нужно было проглотить больше таблеток. Но ее начало тошнить уже после двадцатой. Она вспомнила записку, оставленную на столе. Почему-то только последнюю фразу: «Я обязательно увижусь с тобой в параллельной вселенной».

И сразу забыла.

Ей удалось повернуть голову, хотя что-то мешало, и разглядеть напротив дверь, белую на белом. За дверью спала мама. Вита ощущала ее дыхание — не слухом, а чем-то, что в глубине сознания могло проникать за любую преграду. Маму Вита чувствовала всегда. Мама была рядом, даже если уезжала на работу, которую Вита ненавидела, но знала, что, если бы могла, стала бы делать то же, что мама.

Мама спала. Значит… Вита не понимала, что это значит, причинно-следственные связи ускользали, тонкая ниточка движущегося времени рвалась при каждой мысли.

«В следующий раз, — сказал внутренний голос, — нужно съесть больше таблеток. И выбрать более сильные».

«Хорошо, — сказала Вита внутреннему голосу. — Только я не понимаю, о чем ты».

Внутренний голос обиженно замолчал.

Вита заснула с ощущением, будто она теперь не одна. И не с мамой, которая была с ней всегда, даже раньше, чем Вита родилась. Теперь их трое.

«Как тебя зовут?» — спросила она.

Внутренний голос не ответил. Просто не успел.

— Нужно было сделать копию, — сказала Эльза.

В новостях только что сообщили: из офиса адвоката, доктора Кодинари похищена рукопись известного физика прошлого века Хью Эверетта Третьего. Налет был совершен ночью, но прессе об этом стало известно лишь сейчас — полиция не хочет взаимодействовать с журналистами, «но мы постараемся держать наших подписчиков в курсе событий».

— Вы же знаете, Эльза, — буркнул Шеффилд, — у нас не было полномочий. И вообще, нас теперь это не касается.

— Да. — Эльза обычно доводила свою мысль до логического конца, шеф это знал и прерывал миссис Риковер лишь тогда, когда логический конец мысли был ясен ему прежде, чем Эльза произносила первую фразу. — Надо было спросить разрешения у доктора Кодинари.

— А доктор Кодинари, — насмешливо перебил Эльзу Шеффилд, предвидя, чем закончится начатая фраза, — должен был спросить разрешения у Марка Эверетта. А Марк…

Шеффилд замолчал. Он вспомнил. Неожиданно, будто увидел на экране три-д телевизора. Страницы лежали — точнее, стояли перед глазами — одна за другой, но он тем не менее видел их все, даже перелистывать было незачем.

— Господи… — пробормотал адвокат, а Эльза беспокойно спросила:

— Вы в порядке? Шеф?

— Все нормально. — Шеффилд тряхнул головой, отчего листы разлетелись по разным углам сознания, он их больше не видел, но в памяти осталось всё. До последней точки. До последнего знака минус, которым оканчивалась одиннадцатая страница.

У адвоката была прекрасная профессиональная память. Он почти безошибочно мог назвать архивный индекс бумаги, ее декларацию, если документ был подписан им самим или в его присутствии. Но это…

— Все хорошо, Эльза. — Шеффилд улыбнулся. — Могу я попросить чашку крепкого кофе?

— Конечно, шеф. Сейчас сделаю.

— И себе.

— Хорошо, шеф.

Надо было работать, через десять минут явится клиент, а документ, по поводу которого назначена встреча, еще не готов. Но шефу, конечно, виднее.

Эльза пошла из кабинета, услышав на пороге слова Шеффилда, сказанные то ли для нее, то ли в пустоту:

— Мне не нужна копия. Я помню все одиннадцать страниц. От греческой буквы фи на первой до знака минус на последней. Помню, но черт меня возьми, если хоть что-нибудь понимаю в этой математической тарабарщине.

Эльза обернулась, но Шеффилд на нее не смотрел, углубившись в чтение документа, по поводу которого через десять — нет, уже через восемь — минут предстоял нелегкий разговор с клиентом.

Кофе, пожалуй, они выпить успеют. Если она поторопится.

Домой он поехал кружным путем — через Кречер Уорк. Прислушивался к мотору. Тот работал ровно, тихо, машина прекрасно слушалась руля, тормоза в порядке, рычаг коробки передач скользил, как по маслу. Прислушивался к себе. Сердце билось ровно, голова была ясной, мысли — четкими, но в груди уже возникла, хотя пока еще пряталась, тихая, неуступчивая боль. Он знал, сколько времени ему осталось, и старался не думать об этом.

Он знал, что жены и дочери дома нет — Нэнси еще вчера сообщила, что собирается посетить племянницу, имя которой он знал, но не помнил: лишняя информация. Лиз отправилась с матерью, хотя могла провести вечер с друзьями, как обычно: танцы, выпивка, флирт. Возможно — даже наверняка — что-то более серьезное. Марихуана? Он не вникал.

Сын был дома, готовил на кухне еду с сильным чесночным запахом. Должно быть, вкусно. Есть не хотелось. Хотелось выпить. Он спустился в подвал, где хранил в больших бутылках запасы вина собственного изготовления. На каждую бутылку — они были одинаковы, как свободные электроны, — он сам клеил название «DP». Дом Периньон. Смешно. Вино было плохим, но единственную свою функцию выполняло исправно: сшибало с ног и укладывало спать.

С двумя бутылками он поднялся в кухню, где Марк аккуратно нарезал лук, смешивая дольки в большой миске с мелко нарезанными кусочками помидоров, огурцов и салата-латука: любимая еда перед уходом на ночь. Куда? К кому? Он никогда об этом не спрашивал, а сын не информировал.

Он поставил бутылки на стол, достал из сушки стакан, налил до краев, медленно выпил, как горькое, но необходимое лекарство. Сын молча скосил на него взгляд, полил салат оливковым маслом, поперчил.

Неожиданно захотелось поговорить. Есть еще время. О чем? Последний диск «Сквоттов» показался ему подходящей темой, и он высказал свое мнение об этой музыке, этом ансамбле, этой молодежи и этом мире. Очень коротко, но доступно для восприятия.

Марк удивленно посмотрел на отца, положил нож, встряхнул миску и так же коротко изложил свое мнение по поводу музыки и ансамбля. О молодежи и мире говорить не стал, хотя и имел свое мнение.

Отец выглядел уставшим, он был сегодня не таким, как всегда. Обычно, вернувшись с работы, он привидением проскальзывал в гостиную и садился в большое кожаное кресло перед телевизором. Наверно, смотрел новости — судя по доносившимся из комнаты звукам. Марк не помнил, когда отец говорил с ним не по душам даже, а хотя бы о школе, приятелях, оценках. Музыка? Отцу до нее не было дела. Почему сегодня?..