Песах Амнуэль - Смещение

Алан вытащил сигарету привычным жестом, но смутился под взглядом Ализы и положил сигарету в карман. Эверетт впереди, а они следом прошли сквозь стену — подумаешь, невидаль.

Он узнал холл. Он был здесь несколько часов назад. Слева лифты, справа кафетерий, впереди огромное, во всю стену, мозаичное панно, изображающее древних, средневековых и современных философов и монахов, моряков на каравеллах, королей и королев, мужчин и женщин, род занятий которых нужно было вообразить. Множество людей, выведших человечество из тьмы незнания и неумения.

Он повел Ализу к лифтам вслед за Эвереттом, зная одно, понимая другое и не представляя, как совместить знание с пониманием.

— Какой этаж? — спросил Эверетт.

— Седьмой, но…

Эверетт кивнул, и лифт пошел вверх.

— Послушайте, — сказал Алан, — что-то здесь не так.

— Да, — согласился Эверетт, — но совсем не то, о чем вы думаете.

Лифт остановился, дверь открылась, Эверетт вышел в коридор и сделал Алану с Ализой приглашающий жест. Дым от сигареты почему-то приобрел сизый оттенок, но Эверетт продолжал дымить. Алан взял Ализу под руку и пошел по знакомому коридору вслед за Эвереттом. Он уже бывал здесь. Когда? Он помнил коридор другим, даже более того — другими, разными. Помнил, что двери были справа, и что двери были слева, и что двери были по обе стороны, и что дверей не было вообще, и коридор тянулся до противоположной стены долгой голубой пещерой, как туннель заброшенного метро.

Ализа смотрела по сторонам, будто тоже что-то узнавала, хотя этого быть не могло — она поднялась сюда впервые и узнавать ей было нечего.

— Алан, — сказала она, — пожалуйста, не оставляй меня.

Он крепче сжал ее локоть.

Эверетт остановился перед дверью с номером 777, поднял руку, чтобы постучать, но передумал — толкнул дверь ногой. Дверь истончилась в воздухе и исчезла. Внутри оказалась белая пустота, куда не хотелось входить и погружаться в пространство, как в молоко.

Эверетт вошел.

— Входите, нас ждут, — услышал Алан его голос из белого мрака.

Они переступили порог. Это была обычная приемная обычного адвоката, знакомая настолько, что Алан узнал постер, висевший на стене рядом с высоким, под потолок, коричневым шкафом.

Сердце стучало, Ализа что-то бормотала — то ли слова, то ли числа, то ли молитву, то ли нечто бессмысленное. Еще одна дверь — на этот раз обыкновенная. Эверетт потянул за ручку, и они вошли.

— Наконец-то, — сказал Шеффилд, сидевший за столом, будто погрузившись по шею в его неизмеримую глубину.

— Надо полагать, вы знакомы друг с другом.

У окна, выходившего на Арлингтон-стрит (Алан узнал здание на противоположной стороне улицы — банк «Арлингтон» и выше офисы компьютерных компаний, кажется, китайских), стоял и смотрел на Алана подозрительным взглядом детектив Карпентер. «Я его знаю?» — Мысль метнулась в щелку сознания, как мышь, оставив послемыслие, как послевкусие. Конечно, Алан знал Карпентера, только вспомнить не мог, когда и где они познакомились. Память подсовывала сразу десяток вариантов, выбирать из которых не было ни желания, ни времени. Алан кивнул Карпентеру, Карпентер махнул рукой с зажатой в кулаке сигаретой.

Шеффилд разрешил курить?

На коротком диванчике у другого окна, выходившего почему-то не на Арлингтон-стрит, а на Плессинг-сквер (Алан узнал скрывавшийся за кронами деревьев силуэт Марчет-холла), сидели Лаура с Витой. Вита радостно махнула Алану, а Лаура с подозрением посмотрела на Ализу.

В креслах сидели младший Эверетт и доктор Кодинари. У стены стояли два свободных стула. Алан сдвинул стулья, сел, не отпуская руки Ализы.

— Спасибо тебе, — тихо сказала она, и Алан крепче сжал ее ладонь.

Эверетт-старший остался стоять посреди комнаты.

— Все в сборе, — с удовлетворением констатировал он.

— Почти, — отозвался Шеффилд.

— Присутствие миссис Чарлз и детектива Остмейера необязательно. — Эверетт отмахнулся. — Их роль в процессе ниже одного стандартного отклонения. Возможно, они понадобятся в будущем, когда распределение изменится на величину, гораздо большую, чем сейчас, но мы ведь и собрались здесь, чтобы этого не допустить.

— Если вообще возможно, — неожиданно для себя произнес Алан, вспомнив переход от интеграла по поверхности к сумме состояний на восьмой странице рукописи.

Эверетт кивнул.

— Если это возможно, — согласился он. — Но мы здесь именно для того, чтобы сделать возможным…

— Почему мы? — вырвалось у Лауры.

— Вот! — воскликнул Эверетт. — Это главное! Я не знаю!

— Вы не знаете?

— Послушайте! Я написал уравнения. — Эверетт оглянулся на Алана, будто искал у него поддержки. На самом деле — Алан это понимал — все было наоборот, все не так. Эверетт подсказывал Алану ответ и хотел, чтобы именно он этот ответ озвучил. Потому что…

Потому что — так получилось, так изменилась функция распределения событий в многомирии, так сместился максимум, так сложились причинно-следственные связи, и Алан сейчас понимал больше, чем Эверетт. Главное — больше умел, хотя и не представлял — почему.

Понимание рождалось медленно, интуитивно. Осознание сути всегда возникало с нарастанием интерференции, увеличением числа склеек с собой в разных ветвях, в росте взаимных запутанностей. Когда это число устремлялось к бесконечности и все «я» становились единым существом, происходило, будто вспышка молнии, озарение.

Алан испугался. Впервые в жизни он испугался не кого-то (ах, как он боялся в детстве Чужого, приходившего невидимкой в его спальню!) и не чего-то (ох, как он боялся «слить» экзамен по теории струн в университете, хотя и знал, что беспокоиться не о чем). Алан испугался себя, неожиданной мощи, ниоткуда взявшейся психологической энергии. Он боялся произнести лишнее слово, способное сместить максимум распределения миров. Слово стало богом, слово было богом, слово, как сказано в Евангелии от Матфея, создало мир — какой-то из миров точно. От слова зависела судьба — судьба человека (бесконечного числа людей!) по имени Алан Бербидж, судьба женщины (бесконечного числа женщин!) по имени Лаура Шерман и ее дочери (дочерей во всех ветвях!) Вителии. Судьба женщины (бесконечного их числа!) по имени Ализа Армс.

Ализа, подумал он и посмотрел ей в глаза, не оборачиваясь. — Я хотел тебе сказать, но не понимал себя, а сейчас понял, и ты должна знать…

Я знаю, ответила Ализа взглядом, мыслью, чувством. Я всегда знала. Алан, у нас с тобой все хорошо, и у нас с тобой все плохо, у нас есть дети, двое — мальчик и девочка, и единственная дочь Селия… Мы любим друг друга, всегда любили, и мы друг к другу холодны. Мы запутаны в безбрежной Вселенной. Когда люди говорят «ах, как все запутано», они не представляют, насколько это верно в прямом физическом смысле… Я люблю тебя, Алан. Здесь и сейчас.