Песах Амнуэль - Смещение

— Мы — одно, — заявил Эверетт, казалось бы, перебив Алана, но Ализа не заметила, что говорить стал другой человек. Мысль продолжалась, и Ализа спросила:

— Не хотите ли выпить? Закурить? Оба. Ваши любимые сигареты? «Кент», насколько я помню? Алан? Доктор Эверетт?

— Нет, — ответил Алан, помедлив. — Вчера… да, вчера я не мог прожить без сигарет и виски. И еще без…

Он поморщился и с неудовольствием оглянулся на Эверетта. Тот невозмутимо слушал, сложив руки на груди.

— Без проституток. — Смущение Алана сказало Ализе больше, чем он мог выразить голосом. — Тот Эверетт… Вы… Если верить Бирну, каждый раз, приезжая в Лос-Анджелес, вы посещали публичный дом, а однажды помогли одной из женщин в ее делах.

— Нет, — отрезал Алан. Он никогда не был в Лос-Анджелесе. Никогда не посещал публичный дом.

— Нет, — покачал головой Эверетт. — Видите ли, Ализа… Я буду вас так называть, доктор Армс, мне так удобнее… Видите ли, дорогая Ализа, все гораздо сложнее, чем вам представляется. Максимум распределения сдвинулся, во взаимодействии сейчас участвуют не те ветви, что прежде, и человек, которого вы видите перед собой, не тот, кем был минуту или полчаса назад. И Алан не тот, каким был вчера. Максимум начал смещаться, когда доктор Кодинари достал из конверта одиннадцать листов…

— Я поняла! — Ализа подняла упавший на пол фломастер и дописала формулу, которую не закончил писать Алан. — Так, да? По сути, больцмановское смещение, кривая остается той же, но максимум сдвигается в зависимости от матрицы плотности, и частицы… я говорю о частицах, но вы-то понимаете, что это означает в данном случае… частицы из одной ветви оказываются в другой, ближайшей по квантовым характеристикам. Смещение на величину квантовой неопределенности. Как молекулы в закрытом сосуде, если его нагреть.

Эверетт кивнул. Алан смотрел на формулы, будто завороженный.

— Господи, — пробормотал он, — вот оно что!

— И вы, — Ализа ткнула пальцем в Эверетта, — не тот Хью Третий, который был гедонистом, любил женщин, изменял жене, не обращал внимания на собственных детей, выпивал, курил «Кент»…

— Я даже фирмой не руководил, — улыбнулся Эверетт. — И да, терпеть не могу выпивку, с детства не любил. Отец, он был офицером, пытался меня приучить к алкоголю, но ничего не вышло. По-моему, это что-то генетическое…

— Вы так думаете? — удивилась Ализа. — Вы все-таки Эверетт, верно? Генетически один человек.

— Казалось бы. Но мы с ним, — он кивнул на Алана, — тоже один человек, однако отличия вы прекрасно видите.

— Да, — согласилась Ализа. — Алан… — Она запнулась. Хотела, чтобы он произнес, наконец, слова, которых она ждала три последних года. Готова была сказать их сама.

— Алан, — повторила она, — пожалуйста…

Нужно было отвечать. Алан, будто слепой, сделал шаг, остановился, протянул к Ализе руки, отвел взгляд, спрятал руки за спину, отступил…

— Алан…

— Ализа, — пробормотал Алан. — Ализа, дорогая, я не тот, кого вы… Я — другой, понимаете? Это ужасно!

— Хватит препираться, — резко сказал Эверетт. — Мир меняется каждое мгновение, даже чаще, каждый квант времени. Максимум смещается все быстрее, и, если мы…

Он помолчал долю секунды и закончил скорее спокойным и умиротворенным голосом, нежели резким и беспощадным:

— Если мы не решим эту проблему сейчас, то скоро ее станет невозможно решить. В распределении изменится не только максимум, но и форма.

— И когда, — голос его опять приобрел исчезнувшую было жесткость, — дело дойдет до изменения физических законов, наступит конец. Точка. Сингулярность.

Эверетт вещал.

— Сначала изменения будут незначительны, но этого окажется достаточно, чтобы начали разрываться межатомные связи, предметы рассыплются в пыль, дома обрушатся, Земля и планеты сойдут с орбит, потому что изменится гравитационная постоянная, ядерные реакции синтеза в центре Солнца прекратятся, и эта зараза мгновенно распространится на все ветви альтерверса, на все многомирие! Мгновенно, потому что речь не о передаче информации, а об изменении самих основ…

— Перестаньте! — Ализа опустилась на диван, закрыла уши руками, а Эверетт пожал плечами, улыбнулся, неожиданно опустился перед Ализой на колени и сказал тихо, спокойно и убедительно:

— Ализа, милая, все будет. Все, чего вы от меня ждете. Не сейчас. Сейчас нам нужно ехать. Лететь. Спешить.

— Спасать мир? — Ализа хотела, чтобы в ее голосе звучала ирония, но произнесла два слова с беспомощностью ребенка, которому сказали, что он большой молодец и герой, а сам он чувствовал себя маленьким, беззащитным и слабым.

— Да, — твердо произнес Эверетт и оглянулся, ожидая от Алана подтверждения.

Алан достал телефон.

— Выключен, — констатировал он с удивлением. Включил. Мелодия соединила на дисплее две ладони, аппарат ожил и разразился длинной серией звоночков, сложившихся в бессмысленное подобие мелодии.

— Это Лаура, — сообщил Эверетт. — Ответьте, Алан, скажите, что мы будем… Сколько нужно времени, чтобы попасть отсюда в офис Шеффилда?

— Где это? — спросила Ализа.

— В Вашингтоне, — ответил Алан. — Три часа, если успеем к ближайшему рейсу.

— Самолет? — спросил Эверетт.

— Да.

— А такси?

— Примерно столько же.

— Нужно быстрее.

— Но…

— Алан, мы уже сместили максимум!

— Я не…

— Стойте где стоите. Закройте глаза. Ализа — вы тоже. Дайте мне руку. Нет, обнимите. Лучше я — вас.

Стало темно.

В полете молчали. Марк, сидевший у окна, закрыл шторку и спал. Или делал вид, что спал. Кодинари решил, что Эверетт не хочет разговаривать, сердится, ему нужно сейчас не в Вашингтон лететь по причине, которой он не понял и понимать не хотел, ему нужно было репетировать новую программу, без него ребята сделают все, как он показывал, но души в их исполнении не будет, и, когда он вернется — Марк надеялся, что пропустит только одну репетицию, — придется начинать заново.

Кодинари же, напротив, воспринял поездку как возможность еще раз вырваться из рутины. Когда позвонил детектив Карпентер из Вашингтона и попросил (попросил, да, но так, что Кодинари не мог отказаться) прибыть для выяснения важных вопросов, связанных с делом Эверетта, когда он сказал довольно резко «Извините, детектив, я занят, и если вам нужна информация, свяжитесь с детективом Остмейером, с ним мы уже беседовали», когда он это сказал и прервал связь, сердитый на весь мир и особенно на полицию Сан-Хосе и Вашингтона, когда он захотел вызвать миссис Чарлз и попросить, чтобы она приготовила кофе покрепче, раздался звонок с неопределимого номера, и голос, который он не знал, но узнал сразу, сказал: «Дик, ты должен приехать, и Марк тоже, обязательно!»