Песах Амнуэль - Смещение

Математика…

Функция распределения вероятностей квантовых миров многомирия.

Все хорошо. Ялетит в Принстон, в Сан-Франциско, едет в отель «Бертон», входит в свою квартиру на улице Мажори, держит мать за руку, обнимает за плечи Ализу, прикорнула на плече Алана, Я…

Группа миров с квантовой скоростью (квант пространства, деленный на квант времени) смещается к максимуму, и скоро…

Что-то не так.

Яощущает тревогу. Неожиданную, невнятную.

Опасность.

Профессор Шарль Тезье, возглавлявший физический факультет Нового Парижского университета, Нобелевский лауреат 2029 года, выключил компьютер, потянулся, заложив руки за голову, и подумал, не предполагая, что думает словами русского поэта девятнадцатого века, которого он не только не читал, но о существовании которого даже не слышал.

«Исполнен долг, завещанный от бога мне, грешному…»

В бога Тезье не верил.

Подумать только: все началось пару дней назад, когда позвонила журналистка с канала «Научные новости» и задала глупейший вопрос о найденной рукописи Хью Эверетта Третьего. За п олвека после смерти Эверетта в физике сделано столько нового и важного в области многомировой интерпретации квантовой механики, что автор этой популярной теперь теории вряд ли понял бы половину, а с другой половиной вряд ли согласился бы. Сам Тезье — было дело — в соавторстве с аспирантом написал две проходные статьи о нелинейных скрытых членах в уравнении Шрёдингера. На работы ссылались, но продолжать исследования в этом направлении никто не хотел, даже Маржуа, аспирант-соавтор, выбравший после защиты диссертации иную стезю: ушел в промышленные структуры, как молодой Эверетт в свое время. В отличие от Маржуа, Эверетт карьеру сделал, а этот пока не достиг ничего.

Мысли профессора блуждали, перескакивая с предмета на предмет, как воробьи за окном. Лето в Париже выдалось не таким жарким, как в прошлые годы, и даже воробьи это почувствовали.

Тезье уселся в кресле удобнее, увеличил на экране масштаб написанного и медленно, оценивая каждую формулу и каждое слово в описании, перечитал статью, которую по вдохновению написал за сутки и собирался сегодня же отправить в «Nature».

После того, как журналистка, не разбиравшаяся в том, о чем спрашивала, оставила его в покое, Тезье вернулся на сайт, где опубликована была страница эвереттовской рукописи, и вгляделся, вчитался, вдумался в написанное. Идея пришла, как удар молнии — быстрая, яркая, сверкающая, бьющая по нервам. Вряд ли сам Эверетт понял, какую замечательную мысль записал за несколько часов до смерти. После диссертации этот очень умный, но чрезвычайно самонадеянный человек не создал в физике ничего не только важного, но даже сколько-нибудь интересного. И эти формулы… Наверняка ни Эверетт, ни кто бы то ни было из современных физиков не понял их истинного значения.

Тезье не нужно было читать остальные десять страниц, чтобы разобраться в сути. Осенило его на середине страницы.

О-ппа!

Это же один к одному — вывод функции распределения вероятностей, только не в классической термодинамике, а в квантовой многомировой реальности. И если продолжить разбор формулы под номером четыре, присоединив к ней стандартную меру существования, введенную Вайдманом в 1993 году, то получится очень интересно!

Тезье так увлекся вычислениями, что пропустил обед, не поехал в университет на семинар, отослал Жаклин поездить по магазинам, чтобы не мешала, забыл обо всем на свете, работал, как бывало только в далекой юности, когда идеи влетали в мозг, будто ласточки перед дождем — быстро, неожиданно, красиво.

Теория должна быть красивой эстетически, только тогда у нее есть шанс оказаться правильной.

То, что Тезье записывал сначала на листах бумаги, а потом, проверив, в компьютер, было красиво, чертовски красиво, изумительно красиво. Эверетту такое в голову прийти не могло — в восемьдесят втором для этого еще не созрели условия. А Тезье оказался в нужное время в нужном месте.

И получилось.

Итак. Волновая функция Вселенной состоит из бесконечного числа линейных и нелинейных членов, описывающих множественность ветвей. И распределяются эти ветви, как вероятности в функции Гаусса или Пуассона.

Функция распределения имеет максимум, и любая классическая реальность — к примеру, наша, где сегодня в Париже прошел дождь, а на улицы вышли «зеленые шапки», чтобы протестовать против повышения налогов на табачные изделия, — так вот, наша реальность может оказаться в «крыльях» распределения, а может, в центре. И если учесть динамическую природу функции, то получается…

Он сначала не поверил. Легко вывел, формулы достаточно просты — во всяком случае, для него, занимавшегося квантовой физикой всю сознательную жизнь.

Можно изменить психоидную составляющую. Значит, можно изменить расположение максимума. Значит, можно… Черт, к этой мысли нужно сначала привыкнуть!

Можно манипулировать реальностями, манипулировать физически, смещая ближе к максимуму или дальше от него. Да, это стандартные склейки и ветвления, ничего формально нового. Ничего, кроме неожиданного обстоятельства: статистическая физика многомирия — так он назовет созданную им новую науку — позволяет сознательному наблюдателю влиять на функцию распределения. Не на физическую реальность, конечно, но на распределение волновых функций, это чистая математика.

Переходить из одной реальности в другую?

Если попробовать…

Нет. Он серьезный ученый, а не молодой авантюрист. Нужно еще раз десять проверить каждую формулу, каждый символ, каждый знак, вдуматься в суть, потом — завтра! — собрать семинар, доложить, выслушать возражения — а они будут, и в большом количестве! — разбить оппонентов их же оружием — формулами, убедить…

В чем?

И главное — зачем?

Впервые в жизни Тезье подумал, что истинный, меняющий мировоззрение физический эксперимент можно провести не в лаборатории, не на Большом коллайдере, не с помощью дорогостоящей аппаратуры, а здесь и сейчас — сидя в кресле. Это выглядит безумием, а может, таковым и является, но это безумие подготовлено всем развитием физики за последние лет восемьдесят. Лучшие умы. Они прекрасно понимали, что изобретают не просто формулы, не просто описывают странную квантовую реальность. Они понимали, что создают Вселенную — такой, какой она не была раньше.

Или не понимали?

Эверетт мог понимать. Довел ли он вычисление до конца? В новостях передавали, что бумаги, полвека хранившиеся в сейфе, содержат одиннадцать листов, как выразился комментатор, «с непонятными формулами и без единого нормального слова». Что такое «нормальное» слово, и зачем нужно слово там, где логика расчета и математических граничных условий ведет за собой так же, как тропа, проложенная в густом лесу, но ясно видимая даже в полночь. Нужно только идти, не сворачивая, подчиняясь логике пути.