Джек Уильямсон - Легион времени [litres]

– Присмотрись к солдатам, – выдохнул Мак-Лэн.

Лэнннинг склонился пониже к хрустальному блоку. Внезапно ему показалось, что он смотрит в окно, в настоящий мир. Он снова увидел солдат и издал приглушенный крик:

– Они вовсе не люди! Они… насекомые!

– Наполовину муравьи, – прошептал калека. – На другую половину – люди. Биологи Сорэйньи проводили над ними свои дьявольские эксперименты. Эти монстры – ее воины, воспитанные, чтобы наводить страх на ее рабов. И это ее замок, в котором я и томился. Но взгляни теперь на другой холм.

Лэннинг обнаружил холм, на вершине которого возвышалась башня эбонитового цвета. Здание было обширным, но приземистым, окруженным бесчисленными колоннадами из мощных колонн квадратной формы. Из самого его центра вырастал столб самой черноты, густой и отчетливой тьмы, широко расползавшийся в небе, словно дымный хвост невиданного торнадо.

– Башня тиран, где правит Гларат, – поспешил объяснить Уил. Он снова работал с кнопками. – А теперь смотри сюда!

Поселение, состоящее из неуклюжих строений, приблизилось. Марширующие колонны гигантских антропоидов быстро окружали деревню, сгоняя поселян – с простодушными лицами, крепких и грубоватых на вид, хотя при этом оборванных и явно голодающих – с их полей.

– Это жестокое мероприятие имело место, когда я находился в тюрьме, – прошелестел старик. – Вина людей состояла в том, что они не уплатили налоги Сорэйнье и десятину для тиран. И причина такова – не было зерна для уплаты налогов, ибо Сорэйнья и ее лорды просто так, из спортивного интереса, растоптали и уничтожили большую часть полей.

Вооруженные золотыми топорами и короткоствольными ружьями из малинового металла (из него же были их собственные устрашающие челюсти), шестиногие воины закончили окружать деревню. А затем из красной цитадели выехала бронированная повозка, разорвавшая круг гигантов. Из нее вырвался яркий белый луч, и жалкие домишки разом вспыхнули. Ветер погнал стену огня через деревню.

Полностью человеческая фигура в алых доспехах и шлеме с черным плюмажем спрыгнула с повозки и присоединилась к огромным черным людям-муравьям. Тонкая золоченая шпага так и мелькала, безжалостно разя мужчин, и женщин, и детей, выбегавших из пламени, пока, наконец, чудовищная резня не была окончена. Затем человек отвернулся от выжженного места, поднял шпагу в триумфальном жесте, и снял шлем. Волна золотистых волос рассыпалась по плечам, покрытым алой кольчугой. У Лэннинга кровь прилила к голове, острая боль пронзила сердце.

– Послушай, так это же… – выпалил он. – Это Сорэйнья!

– Сорэйнья, – прошептал Мак-Лэн. – Прекрасная королева Гирончи.

Он повернул переключатель, и Сорэйнья исчезла, вместе со своим черным воинством, в переливающейся прозрачности хрустального блока. Он поднял безжизненные глаза на Лэннинга; в глазах колыхалась жгучая ненависть и боль. Его искалеченные руки сжались, потом расслабились и вновь поднялись к груди, чтобы прикоснуться к маленькому цилиндру серебристого металла, свисающему с шеи.

– Так уж случилось, что Гирончи стал первым миром будущего, среди других возможных, обнаруженных хроноскопом, – заговорил он. – Случилось так, что я узрел Сорэйнью, прекрасную в своих доспехах, сражавшуюся на шпагах с одним из людей-муравьев.

Ты знаешь, какая она – ну, в общем, привлекательная. В первый раз направление прибора было ограничено ее юностью; тогда варварские сцены были редкостью. Не забывай, Денни, я был тридцатью годами моложе, чем сейчас, когда впервые увидел ее в 1945-м. Ее великолепие, воинская доблесть ее империи – я был покорен.

И, отказавшись от всех других возможных миров, я стал следить за ней месяцами – даже годами. Я тогда еще не знал, какой вред может нанести временной поисковый луч, – он склонил свою белую голову и умолк на мгновение. – Но не существует такого процесса, который обнаружил бы состояние электрона без изменения этого состояния. Кванты моего сканирующего луча были поглощены атомами, которые его отразили. Результатом стал рост вероятностного фактора Гирончи – и в этом-то и состоит корень всей трагедии.

Лицо в шрамах исказила гримаса боли.

– Это целиком моя вина. Ибо до того, как я осознал это, абсорбция отрезала возможности для всех других миров, и Гирончи стал единственным миром, который достигала ограниченная сила моего прибора. И это ослепило меня, я не понимал, что совершаю преступление. И, боюсь, тебе не понять моей страсти по отношению к Сорэйнье!

– Я понимаю, – беззвучно, одними губами, отозвался Лэннинг.

В глазах старого ученого вновь вспыхнул огонь, и он прикоснулся к серебряной трубочке.

– Я наблюдал за ней в хроноскоп, – звучали его слова. – Иногда я просто приходил в отчаяние из-за того, как она далеко от меня во времени и вероятности, а иногда делал отчаянные усилия. Потому что решил покорить время и соединиться с ней в Гирончи.

В 1952 году, после семи лет бесплодных попыток, я стал способен наладить коммуникацию. При помощи увеличения мощности и фокальной резкости темпорального излучения я смог спроецировать говорящий образ себя самого в крепость Сорэйньи.

Лицо Мак-Лэна исказило страдание. Над челюстями заходили желваки, дыхание стало неровным, сбивчивым; лишь через пару минут он смог заговорить снова:

– Так что я обратился к Сорэйнье. Вначале она казалась удивленной и встревоженной. Но затем, после нескольких моих визитов в ее апартаменты, ее отношение внезапно переменилось: скорее всего, без совета Гларата не обошлось.

Он с хрустом сцепил пальцы.

– Она улыбалась, – продолжал старик. – Радушно принимала меня и приглашала навещать ее снова. И еще – начала расспрашивать меня о моих открытиях – сказав, что, возможно, жрецы гиран, будучи учеными, смогут разрешить стоящие передо мной проблемы. И если я смогу прибыть в Гирончи, то разделю с ней трон.

Лэннинг закусил губу, сдержав тяжелый вздох. Память о визитах Сорэйньи язвила его душу. Но он не стал прерывать рассказчика.

– Недостаточное доверие к жрецам спасло меня от того, чтобы зайти слишком далеко, – рассказывал Мак-Лэн. – Зато поощрение Сорэйньи удвоило мои усилия. Существует громадное сопротивление перемещению любого тела во времени. Ибо пересечения линий имеют якоря как в прошлом, так и в будущем. Исчезновение живого человека, могущего исказить все будущее, попросту невозможно. И даже перемещение инертной массы требует огромной энергии.

И вскоре я понял, что лишь сила, не меньшая, чем атомная энергия, способна преодолеть сопротивление. И вот я, при помощи поискового луча моего хроноскопа, настроился на изучение атомной энергетики будущего. Но здесь мне пришлось столкнуться с некоторыми трудностями.