Журнал «Искатель» - Искатель, 2019 № 05

Мама Лола занималась положенной ей по статусу благотворительностью и опекой молодых дарований.

Королевская чета маленьким принцем гордилась — умный, красивый, уравновешенный. Тем не менее дома задерживалась редко — бизнес, светские рауты, времени совсем не было. Очень скоро воспитательная составляющая любви к наследнику легла на плечи роботов. Сын по родителям тосковал — чем дальше, тем сильней, а киберов в той же последовательности ненавидел. Никто, никто в целом свете маму с папой не заменит, тем более выродки полимерные. Добренькими прикидываются. Да как они могут любить, когда у них ни сердца нет, ни мозгов? Чем думают? Вот и посмотрим, чем, вот и узнаем… Начиная с десяти лет Дик методично превращал андроидов в полимерный мусор: раз в неделю привязывал одного крепко-накрепко к стулу и камнем, который специально для намеченной экзекуции подбирал по дороге домой, вскрывал ядерный чердак до плутониевой батарейки. Следующие на очереди убирали останки. Ричард киберов не считал, заказывал новых, если старые заканчивались.

Когда Дику исполнилось четырнадцать, Лола безоглядно влюбилась в невероятно талантливого, столь же пьющего и нищего художника. Ну влюбилась, лады, Ричард отнёсся с пониманием, с кем не бывает. На предложение жены развестись вздёрнул рыжеватые брови: «В уме ли ты, красавица? Тебя, что, прессуют, в кандалы заковывают? Есть правила, в наших кругах семья — часть успеха. Забыла? Даю день на проветривание мозгов, потом пеняй на себя». Через день Лола, совместив в голове имена героев былин разных народов и представив себя реинкарнацией королевы Гвиневеры, заявила деспотичному королю Артуру, что покидает его ради блистательного рыцаря Ланселота. «Это твой выбор, обратной дороги не будет», — с достоинством парировал король Ричард и удалился. Сын не видел отца два дня, следующую неделю они провели в молчании, затем жизнь, обдав рыжеватые отцовские волосы ранней сединой, вошла в привычную колею.

Через месяц в среде одноклассников по престижной гимназии Дик краем уха слышал, что художник бросил его мать практически сразу, что она где-то бедствует, краем глаза видел, что некоторые с нетерпением ждут от него объяснения нестандартной ситуации, обвинения или оправдания поступка отца. Принцу не подобает опускаться до обсуждения решений короля, он и не опустился, не поддался, не подал виду. Четырнадцатилетний мальчик, поставленный в невыносимые условия выбора между отцом и матерью, выбрал отца. Король не может ошибаться, а королева отреклась, предала, бросила.

Как-то, не вовремя вернувшись домой, отец застал сына за расправой над очередной жертвой. Особая жестокость, вызванная, безусловно, душевной травмой, указывала на признаки садизма. Продвинутые в медицине андроиды смогли приостановить, однако не уберегли иммунную систему подростка от пагубных атак: Дик начал болеть такими замысловатыми болезнями, что андроиды лишь полимерными руками разводили от удивления. Всё перепробовали: бомбардировали бактерии желудочно-кишечного тракта изотопами, упорядочивали броуновское движение нейронов головного мозга электричеством, собирались полностью поменять человеческую кровь на кровь единорога, который был доставлен из заповедных лесов отдалённой области планеты, но обнаружили подлог — ко лбу обыкновенной белой лошади оказался намертво приклеен рог козы. Из той же отдалённой области вместе с фальшивым единорогом дл я подстраховки был прислан какой-то старикашка, который там, в заповеднике, вроде кого-то исцелил, хотя кого там исцелять, если все здесь живут. Старикашка возложил на умирающего руки, что-то пошептал, сказал, чтобы после выздоровления отрок возблагодарил бога, уж какому молится, такого пусть и возблагодарит, и, не взяв платы, убыл. Охрана чухнулась, ёклмн, ничего ж не выяснили, вдруг ликвидация потребуется, да поздно, точно лошадь рогатая языком слизнула. Львёнок вскоре поправился, о старикашке думать забыли, лев нового прайда не создал.

Гимназию Ричард-младший окончил с отличием, как и Кембридж. Ричарду-старшему не терпелось ввести наследника в курс семейного бизнеса, однако тот выбрал другой курс — экстремальный. Полазив без страховки по отвесным скалам, поныряв без акваланга на морское дно, по возвращении в Москву остановился на байке, том самом, чёрном, ненавистном Бобу. Отец к сыновней прихоти отнёсся с пониманием, обеспечил, пусть развеется, бизнес подождёт. Даже друганы-байкеры считали вождение Дика безбашенным, игрой в догонялки со смертью. Чего мажору не хватает? Зажрался, вот и вся недолга.

Чёрный зализанный мотоцикл стал как вкопанный на пешеходном переходе, впритирку к насмерть перепуганной девчонке в жёлтой куртке. Парень сдёрнул чёрный шлем, и белая от страха Джи увидела перед собой лицо принца, тонкое, персиковое, с бирюзовыми — цвета морской волны! — смеющимися глазами.

— Не задел? — принц тряхнул спадающими на лоб смоляными кудрями.

— Нет.

— Знаю. Смотри, народ сбегается, чтобы тебя в больницу доставить, а меня в участок. Хочешь прокатиться?

Она, не имея сил говорить, кивнула, трясущимися руками, кое-как напялила запасной шлем, и байк взревел. Когда остановились на незнакомой тихой улочке, Джи, разлепив глаза, отлепив обледеневшие пальцы от кожаного живота обретшего плоть видения, стащила шлем и сказала, что сейчас описается. Видение под шлемом расхохоталось, тем самым подтвердив свою материальность, и отвернулось. Повернувшись уже без шлема, парень, сняв кожаную перчатку, протянул небольшую, смуглую, твёрдую ладонь:

— Дик, — именно такой голос должен быть у принца.

— Джи, — вялое ответное рукопожатие.

— Забавно. Не похожа на китаянку. Скорее на одну мою знакомую, певичку. Тебе сколько лет?

— Семнадцать. Через месяц… А тебе?

— Двадцать пять. Недавно исполнилось, — всплеск смешинок в морской волне. — В школу направлялась?

— Ага.

— Поехали ко мне?

Весь февраль Джи в школе не появлялась, запретив классной даме под угрозой нанесения увечий, не совместимых с жизнью робота, любые поползновения в сторону маман. Бобу сказала, что больна. Навещать ни в коем случае. Инфекция. Звонить можно. Нет, видео не надо, «женщины не любят, то что их видят, то, что они плохо выглядят». У принца, эти… апартар-менты… короче, номер в самом дорогом отеле Москвы. Квартиру не хочет, говорит, хлопотно. Ничего, после… Ой, что в закрытом клубе было! Короче, они такие пришли, он такой в шикарном прикиде, с галстуком-бабочкой, она в гламурненьком чёрненьком платьице ля-ля Шанель, был такой древний модельер, или дизайнер, не важно, одежду для пати он ей напрокат берёт, у него своя, платит тоже он, естественно, так эти мымры престарелые аж устрицами подавились, а у самих ай кью устриц! Обидно, что потом все с ним разговаривали, а на неё никто внимания не обращал, а она, ёпрст, о панцирь устрицы ноготь сломала, так плакала в туалете, так плакала. Просила его, умоляла, чтобы разрешил с подружками-пичужками в сети поболтать, так плакала однажды, так плакала. Не разрешил. Узнаю, говорит, всё, на два эс. Кошмар какой-нибудь наверняка. Ужасно умный, даже умнее Лота. И красившее. Засада, секс так и не воткнул. Может, попробовать лесби? Но это после… Подумать боязно, не то что произнести. Одна Лиза знает.