Александр Филиппов - Сказка без чудес

— Да уж разберитесь… — не без толики ехидства бросил на прощание краевед. — А то так-то и агентов иностранной разведки у себя под боком проспать можно. — И покинул кабинет, оставив в распоряжении полковника заветную папочку с компроматом, предупредив. — Пользуйтесь. Я себе ксерокопий в достаточном количестве откатал…

Начальник полиции проводил шустрого визитёра недобрым взглядом, крякнул досадливо. Ну, надо же! Только-только сообразил, как из ситуации с братьями выйти — заставить их написать заявления об утере паспортов, да выписать новые. И вся недолга! Живут себе парни тихо, в лихие дела не встревают, работают — загляденье… а то, что бумажки у них не в порядке, просрочены — так не шпионы же они, в самом деле! К тому же Лиза… Глядишь, дело к свадьбе с этим, как его… Соломоном, и сладится!

А если эти, в бору, на отшибе живущие, веры какой-то иной придерживаются — так что с того? Полковник и сам давно ни в бога, ни в чёрта не верил. За тридцать лет службы таких страстей, такого зверства людского, а вместе с тем и благородства, самопожертвования, отваги насмотрелся… И верил свято: человек сам себе и Бог, и дьявол, и сатана, и праведник. А уж какую сторону для себя выберет — то ни от кого, кроме него самого, человека, и не зависит…

Однако всё ж таки полюбопытствовать, что там, в усадьбе этой уединённой твориться, не откладывая дела этого в долгий ящик, следует.

А потому на исходе рабочего дня, который выдался в эту пору разморившей всех, даже потенциальных правонарушителей, жары, на редкость спокойным, начальник полиции, оседлав свой «командирский» джип с синими, федеральными номерами, газанул в направлении Заповедного бора.

Ему и раньше доводилось бывать в окрестностях усадьбы, напоминавшей помещичье имение с господским домом позапрошлого века.

Правда, со здешними обитателями не пересекался прежде, хотя, если судить по Семёну и Соломону, по тому, что узнал в последнее время, люди они, похоже, достойные.

Полковник пересёк залитую беспощадным, огнедышащим, будто вулканическая лава, солнцем, сонную и пустынную в этот предвечерний час, главную улицу Колобродово, и, выехав на окраину, покатил по дороге, уходящую вглубь, в тенистую чащу подступающего к селу, бора.

Джип мягко переваливался на ухабистой колее, проложенной давным-давно в этом песчаном, плотно утрамбованном, грунте.

Никаких развилок, поворотов на пути не встречалось, а потому, не плутая, через четверть часа неторопливой езды он оказался на присыпанной гравием стоянке у ворот имения, где сохранились ещё врытые в землю с незапамятных времён дубовые столбики коновязи.

Заглушив двигатель, и нарочито громко хлопнув дверцей, полковник — высокий, грузный, основательный, при полном параде — в белой рубашке со сверкающими погонами, в форменной фуражке с сияющей кокардой, чёрных брюках со стрелками, отглаженных старательно дочкой Елизаветой, зашагал к выкрашенной в приветливый голубенько-жёлтый цвет металлической калитке.

Та завизжала пронзительно на плохо смазанных, тронутых ржавчиной петлях, лучше всякого звонка предупредив обитателей дома о внезапном визите.

Однако на крыльцо, сложенное из тёсаного дикого камня, со ступенями, отполированными тысячами прошагавших по ним некогда ног, встречать гостя никто не вышел.

И хотя двери в дом были распахнуты, и тюлевые занавески при входе — от мух, приветливо колыхались на спасительном в такой зной сквознячке, Перегудов не пошёл в помещение.

Вместо этого полковник прошагал по аккуратно отсыпанной речным гравием дорожке на зады просторного, рубленного из вековых брёвен лиственницы, главного здания.

Здесь его искушённому в сельском быте взору предстал широченный, соток на пятьдесят, не меньше, двор. С огородом, уходящим вдаль, под сень обступивших имение сосен, двухэтажным, слегка скособоченным от древности, флигелем — не иначе, как бывшим когда-то «людской». С хозяйственными постройками — конюшней, коровником, свинарником, птичником. С крепкими, под кровельным железом, и наверняка под завязку заполненные припасами, амбарами.

Перегудов, оглядевшись, одобрительно, с уважением, крякнул. Крепко живут! Таким никакие катаклизмы большого мира, финансовые кризисы да дефолты, даже войны и революции не страшны — всё своё, полный, можно сказать, суверенитет, продовольственная безопасность и экономическая независимость. Или, к примеру, природная катастрофа планетарного масштаба, коими нынче так пугают время от времени обывателя, вдруг случись! То астероид гигантский из космоса столкновением с Землёю грозит, то Йелоустонский супервулкан в США того и гляди взорвётся…

И если будет хотя бы малейший шанс у человечества уцелеть — в таких вот местах, вроде уединённого имения, это и станет возможным.

Дрова в лесу, вода в колодце, еда в огороде, на скотном дворе, в амбарах да погребах — а что ещё человеку, по большому счёту, для выживания надо?!

Не то, что в городе, в мегаполисе. Там в двадцатиэтажке, к примеру, просто канализацию отключи — и в три дня жизнь закончится…

Мало кто из окружающих мог бы заподозрить в грозном, хмуром по большей части, милицейском полковнике Перегудове мечтателя и фантазёра. А между тем, так оно и было в некоторой, тщательно скрываемой толике его натуры. О том лишь Елизавета знала, со снисходительной улыбкой прибирая в коттедже оставленные недочитанными отцом фантастические романы, или видя, как увлечённо он прилипает к экрану телевизора, когда там демонстрируются программы вроде «Самые шокирующие гипотезы», «Загадки Вселенной», «Тайны истории», или ещё чего-нибудь в этом роде.

Николай Петрович, приподняв козырёк фуражки, утёр платком пот со лба, и неспешно, прогулочным шагом, направился к сараю, дверь которого была распахнута настежь.

С любопытством заглянул внутрь.

Сухое, устланное некрашеными и почерневшими от времени, но крепкими досками, просторное помещение, пахнущее вековой пылью и забитое антикварным, но необходимым и сегодня в деревенском укладе, инвентарём. От прялок, ручной мельницы с двумя каменными жерновами, до керосиновых ламп, глиняных и чугунных горшков, кос и серпов на полках по стенам.

В глубине сарая, склонившись над фанерным ящиком вроде тех, в которых в прежние времена отправляли почтовые посылки, увлечённо рылся, позвякивал, перебирая, какими-то мелкими железками высокий, худой, лысый, крепкий старик.

Полицейский, неслышно ступая, подошёл, встал за спиной, глянул через плечо. В ящике, как у всякого хорошего хозяина, у которого всякая мелочь рано или поздно сгодиться, были навалены гнутые, приржавевшие слегка, гвозди, болты, шайбы и разнокалиберные гайки.

У Николая Петровича у самого был такой же ящик в сарае, куда он складывал годами всякий подобранный во дворе гвоздик, или вывернутый, но ещё годный для повторного употребления, шуруп.