Александр Филиппов - Сказка без чудес

Дымокуров, не очень понимая, о чём вообще идёт речь, всё же на всякий случай вздохнул и опустил голову покаянно.

А назвавшийся Люцием Гемуловичем собеседник вопросил вдруг строго:

— Ну и как, не надоели ли вам эти ваши фольклорные персонажи?

— К-какие? — несмело, искоса глянул на собеседника Глеб Сергеевич.

— А то вы не знаете? Не прикидывайтесь! — В тоне человека в чёрном зазвучали железные нотки бериевского следователя. — Тётушка ваша. Змей Горыныч, баба Яга…

Дымокуров испытал мгновенное облегчение.

— А, эти… Обыкновенные сумасшедшие. Я, когда понял, что к чему, распрощался вежливо с ними, и уехал из этой усадьбы. Навсегда.

Люций Гемулович, подавшись вперёд, пронзил отставного чиновника своим радиоактивным взглядом.

— Нет, разлюбезный мой Глеб Сергеевич! Наивный вы человек! В том-то и дело, что родственнички эти ваши — вовсе не обыкновенные! Были бы они обыкновенными сумасшедшими, ими бы врачи-психиатры, а не мы занимались!

Лишь услыхав из уст собеседника это многозначительное «мы», Дымокуров, наконец, всё понял.

Ну, конечно же, этот… как бишь, его… Люций Гемулович, как ещё тогда, после инцидента у окна в усадьбе сообразил Глеб Сергеевич, — представитель каких-то спецслужб. Каких именно — догадаться не просто, вон их, сколько развелось нынче на постсоветском пространстве! И если так, то это многое объясняет. И экстравагантную, «шпионскую» внешность нового знакомого. И его интерес к личности отставного чиновника. И к его, скажем так, весьма колоритным родственникам…

А Люций Гемулович напирал между тем:

— Неужто вы, человек грамотный, многоопытный, государственный служащий, прожив столько времени с ними под одной крышей…

— Две недели, — вставил, торопясь оправдаться, Дымокуров. — Всего две недели…

— Целых две недели! — акцентировал человек в чёрном. — И за это время ничего странного, подозрительного в их поведении, в быту, в окружении, не заметили?!

— Да заметил! — всплеснул руками, оправдываясь, Глеб Сергеевич. — Я ж говорю — они все там по фазе сдвинутые. Сумасшедшие!

— Ну-ка, ну-ка… подробнее! — сверлил его взглядом Люций Гемулович.

— Ну, — неопределённо пожал плечами отставной чиновник, — они действительно странные какие-то. Бор, например, любят, переживают. Говорят, придут нефтяники — весь зелёный массив угробят. Потом… живут они, сами мне хвастались, очень долго. Тысячу, две тысячи лет. Тётка моя, Василиса Митрофановна, по этой причине периодически якобы умирает, а потом вновь появляется. Под новым именем. И сейчас по поддельным документам живёт. А остальные обитающие там родственнички и вовсе, как я понимаю, ни регистрации, прописки то есть, ни паспортов не имеют.

— Так-так… — азартно потёр затянутыми в перчатки руками Люций Гемулович. — Вот видите? Уже кое-что! Продолжайте!

И Глеб Сергеевич, окрылённый тем, что угодил, торопливо продолжил:

— Ещё медведь там… ручной. Бражку пьёт, алкоголик, похоже… Да! — спохватился озарено, — чуть не забыл. Клубочек у них есть, шерстяной. Сам по земле катится, дорогу показывает. А ещё ступа — колода колодой, старая, а летает. — И поведал покаянно, как о чём-то постыдном: — Я на ней с бабой Ягодой прошлой ночью в город сюда по воздуху прилетел.

— Вот видите! — торжествуя, откинулся удовлетворённо на спинку кресла Люций Гемулович. — Вон вы, сколько всего приметили, необычного. А говорите — просто сумасшедшие…

Дымокуров оправдывался покаянно:

— Да ведь сейчас этих, защитников природы, столько развилось! Гринписовцы разные…

Люций Гемулович насупил сурово белесые, не видимые почти на алебастровом лице брови:

— А вы знаете, что те же гринписовцы предпочитают протестовать в основном против наших промышленных предприятий? Столпов, так сказать, отечественной экономики? Нефтедобывающей, газоперерабатывающей, металлургической промышленности… и тем самым стремятся подорвать экономическую мощь нашего государства! И что действуют они зачастую по указке западных спецслужб! А это, милейший Глеб Сергеевич, очень даже серьёзно. Подрывной деятельностью, государственной изменой, шпионажем попахивает…

Отставной чиновник, до которого только сейчас, благодаря таинственному собеседнику, дошло, в какую историю он влип, что можно ему инкриминировать, внимал ошарашено. А Люций Гемулович принялся считать, загибая пальцы в лайковой перчатке:

— Противодействие разработке нефтяного месторождения — раз! Использование неизвестных технологий, всяких замаскированных под бытовые предметы навигаторов, летательных аппаратов — два! Проживание без регистрации, по поддельным удостоверениям личности — три! И вы уверяете меня, Глеб Сергеевич, что вас, человека с высшим образованием, многолетним стажем государственной службы, всё это нисколько не насторожило?!

Дымокуров заёрзал под пронзительным, будто лазерный прицел, взглядом собеседника, потупился виновато. А тот между тем вещал с осуждением, повысив голос, играя желваками на скулах:

— Это не просто сумасшедшие, товарищ Дымокуров! Это — враги! А вы, — обвиняюще ткнул он указательным пальцем в отставного чиновника, — не сумели их распознать! Более того, формально, с юридической точки зрения, являетесь их сообщником! И государство имеет и законное, и моральное право обрушить на вашу голову карающий меч правосудия!

От этого брошенного ему в лицо обвинения Глеб Сергеевич дёрнулся, словно пулю в грудь от исполнителя беспощадного приговора получил, оплыл в кресле обморочно.

Ему показалось, что прямо сейчас этот спецагент в чёрном отдаст зычно команду: «Конвой!», и в комнату для совещаний войдут, грохоча коваными сапогами, с револьверами наизготовку, нелюдимые чекисты. Защёлкнут на его запястьях наручники, и поведут длинными коридорами Дома Советов под испуганно-осуждающими взглядами чиновников из-за приоткрытых дверей кабинетов на выход. А потом всё дальше, дальше, другими, подвальными, спрятанными под землёй, проходами. Прямо к деревянной, а может быть, выложенной пулеулавливающей резиной, стене…

И Глеб Сергеевич зачастил, цепляясь за последний шанс угодить, оправдаться, оказаться полезным:

— А ещё ихний домоправитель в дракона, кажись, обращался. Огнедышащего. Но я это неточно помню, будто во сне. Вы, кстати, тоже там были. И мы с вами куда-то летели…

— Наведённые галлюцинации, внушённая ложная память, — со знанием дела заметил Люций Гемулович. — Они ещё и не то внушить вам могли!

И от того, что он опять вроде бы проявил сочувствие к отставному чиновнику, несмотря на чудовищную, непростительную вину продолжив беседу, воодушевило Глеба Сергеевича.

— А ещё они вас упырём обзывали! — словно последний козырь выбрасывая, сообщил он.