Александр Филиппов - Сказка без чудес

Лучше бы он этого не делал!

Земля, оказавшаяся где-то далеко под ними, была черна непроглядно, и угадывалась лишь по редкой россыпи слабых огоньков, обозначавших разбросанные там и сям людские селения. Будто кто-то гигантское кострище, не прогоревшее до конца, разметал, развеял, и оно мерцало теперь тлеющими угольками в обширном и чёрном пространстве.

Опять накатила тошнота, сердце затрепыхалось в груди, дыханье перехватило, тело сковал лютый холод.

Глеб Сергеевич вновь опустился на четвереньки, свернулся там в позе эмбриона, уткнувшись лицом в бабкину юбку, решив про себя, что так всё-таки безопаснее, и что в случае падения здесь, на дне крепкой дубовой колоды есть, пожалуй, хотя бы мизерный шанс уцелеть.

Он не мог позже вспомнить, сколько времени провёл в таком полуобморочном состоянии, не представлял себе продолжительности этого невозможного, противоречащего здравому смыслу полёта на деревянной бадье.

Пошевелился чуток, приходя в себя, когда бабка, опустив руку, нашарила его где-то у себя под задницей, и ладонью похлопала легонько по кожаному верху шапки, и впрямь оказавшейся не лишней в атмосферной стуже заоблачной высоты.

— Вона твой город! — объявила старушка. — Покажи, где садиться будем!

Глеб Сергеевич, возликовав внутренне от того, что эта пытка невообразимым полётом завершается, кажется, успешно, отважился-таки приподняться и выглянуть за борт.

Прямо под ними разливанным морем огней простирался город.

Уши опять заложило — ступа провалилась, пошла на снижение.

По расположению ярко расцвеченных фонарями и горящими рекламными вывесками улиц, легко определив топографию района своего проживания, Дымокуров уже почти нормальным, а не сдавленным от ужаса голосом смог объяснить:

— Вон, баба Ягода, широкая полоса света тянется. Это проспект Победы. А там высоченное здание со шпилем видите? Госуниверситет. Давайте, на него ориентируйтесь!

Орудуя метлой, словно веслом, старушка развернула ступу. Заложила крутой вираж.

— Вон! Вон мой дом! — тыча в направление земли пальцем, не скрывая восторженной радости, завопил Глеб Сергеевич.

— Подъезд какой? — словно заправский таксист, уточнила бабка.

— П-первый! С л-левого края! — стуча зубами то ли от холода, то ли от возбуждения, вызванного предвкушением скорой встречи с родной, такой привычной и безопасной квартирой, выдавил из себя отставной чиновник.

Ступа, ловко спланировав над самой крышей пятиэтажного кирпичного дома, едва не задев оставшиеся со времён аналогового телевидения торчащие в небо антенны, скользнула вдоль стены, мимо балконов, и опустилась мягко на полупустую, окружённую чахлыми кустиками акации, автостоянку напротив подъезда.

Была глубокая ночь. Во всём многоквартирном доме светилось лишь несколько окон.

Дымокуров, когда ступа, чуть дрогнув, застыла недвижно, напряжённо сопя, перевалился через край и рухнул на прикатанную плотно, покрытую гравием землю. Ноги плохо держали его, и он плюхнулся по-лягушачьи, на четвереньки. Кряхтя и хватаясь за затёкшую поясницу, поднялся, не забыв, впрочем, отряхнуть запачканные на коленях брюки.

Бабка, свесившись сверху, подала ему портфель.

— Ну, прощевай, племяш! — сказала она. — Может, и свидимся!

После чего взмахнула метлой, и ступа бесшумной ракетой взмыла в чёрное, беззвёздное здесь, в городе, небо, мгновенно поглотившее и бабку, и её нелепый летательный аппарат.

Нетвёрдо держась на ногах, переступая неловко, как на ходулях, Глеб Сергеевич побрёл к родному подъезду.

Лишь сейчас он вспомнил, что забыл вернуть бабе Ягоде свою лётную экипировку — телогрейку и шапку, и по-прежнему одет в эти обноски, напоминая бомжа.

Подойдя ближе к дому, он разглядел две фигуры в натянутых на головы капюшонах, скрючившиеся на лавочке у подъезда.

Дымокуров, опасливо озираясь, нашарил в кармане ключи — от квартиры и электрозамка домофона.

— Мощный приход, — донёсся до Глеба Сергеевича шёпот одной бесполой фигуры на ухо другой. — Только раскумарились — а уже и глюки пошли!

— А то! — в ответ ему просипел напарник. — Во как торкнуло! Мне, прикинь, даже баба Яга, летающая в ступе и с помелом, привиделась!

Только тот, кто долго отсутствовал в своём жилище, пребывал вне родимых стен, может по возвращении оценить то умиротворяющее блаженство, которое испытал Глеб Сергеевич, проведя первую ночь в своей новообретённой квартире. На четвёртом этаже простой, без изысков, пятиэтажки — «хрущёвки», которые во множестве ещё прочно врастают добротным фундаментом в земли наших провинциальных городов, несмотря на столичные «реновации».

Он спал глубоко, без будоражащих сновидений, овеваемый лёгкой прохладой, доносившейся через распахнутую настежь балконную дверь. И пробуждение его было неторопливым, последовательным, вместе со звуками оживающего города: сперва от весёлого шорканья дворницких метёлок по тротуару. Потом — от пискнувшей сигнализации и взрокотавшего двигателя припаркованного у дома автомобиля, и, наконец, от лёгкого, беззлобного матерка, с которым грузчики расположенного на первом этаже магазинчика «шаговой доступности» разгружали фуру, пополняя ассортимент распроданных за предыдущий день товаров повседневного спроса.

Эти звуки, когда-то невообразимо давно, словно в другой эпохе, ещё до поездки, будь она неладна, в усадьбу, ранним утром раздражали и злили его, спозаранку портили настроение, однако теперь, по возвращении, и они казались родными, привычными, означавшими, что жизнь в городе продолжалась и шла неспешным своим чередом.

Как ни странно, о ночном полёте — невозможном, невообразимом, — он не вспоминал сейчас, не думал совсем. Баба Ягода, ступа, свист ветра в ушах, обмирающее сердце, вид городских огней с высоты сумрачного поднебесья остались в другой реальности, непонятной, лишённой здравого смысла. А раз так — то и ломать голову над этим не следовало. Со временем наверняка всё уляжется, как-то прояснится. Потому что Дымокуров свято верил — любому явлению в нашем физическом мире, даже самому таинственному и удивительному на первый взгляд, есть вполне рациональное, научное объяснение. Не считаем же мы чудом, к примеру, то, что если вращать магнит возле пучка медной проволоки, возникнет электрический ток, посыплются искры, а может и шандарахнуть так, что мало не покажется. Так чего же чудесного и в том, что при взаимодействии некой твёрдой субстанции, которую баба Ягода называла «камнями», возникает тяга такой силы, что поднимает в воздух огромную дубовую колоду с двумя пассажирами? И управляется при этом, гм… обыкновенной метлой…

Проснувшись окончательно, Глеб Сергеевич не спеша выпил крепкого чаю на кухне из любимой своей пиалы красного цвета, покрытой сетью мелких трещинок. А пока пил, размышлял расслабленно: отнести ли таки письмо в приёмную президента, или плюнуть на всё, и забыть навсегда историю с мнимым наследством, о приключениях, пережитых в Заповедном бору, и о полоумных родственниках, обитающих в антикварной усадьбе…