Александр Филиппов - Сказка без чудес

Подивившись мимоходом такому необыкновенному поведению птиц, Глеб Сергеевич рванул быстрее, нагоняя губернатора.

Чиновник прошагал, спотыкаясь о бревенчатый настил, мимо колонны байкеров, сплошь затянутых в чёрную кожу, украшенных металлическими нашлёпками, цепями, какими-то амулетами и висюльками, в рогатых шлемах с тонированным забралом, за которыми невозможно было разглядеть лица, с разноцветными, сине-зелёно-красными татуировками на обнажённых мускулистых плечах, и поравнялся с отцом Александром.

Тот гордо восседал на новеньком, хромированном «Харлее Девидсоне», и, судя по всему, как раз собирался спешиться, дабы приступить к своим церковным обязанностям.

Губернатор в обнимку с гендиректором нефтяной кампании, с отставшей от них на пару шагов Барановской шествовали неторопливо к буровой по сочащимся смолой, словно истекающим кровью брёвнам. Будто алчные и безжалостные завоеватели древних времён по телам поверженных и выложенных в ряд защитников приступом взятой цитадели, ступали.

Надежда Игоревна на каждом шагу застревала высокими каблуками в щелях между стволами, с видимым усилием выдирала шпильки, грозя и вовсе сломать, и оттого ли, а может быть, из-за дурацких, недопустимых речей своих боссов со сцены, лицо её было перекошено яростью.

Следом за этой троицей волоклось ещё человек пять из «ближнего круга» главы региона, включая ошалевшего вконец Талканова, мельтешили, то ломясь сквозь бурелом по обочине гати, то забегая вперёд в поисках нужного ракурса, десяток журналистов с фотоаппаратами и телекамерами.

Здесь же, впервые за всё время пребывания на поляне, Дымокуров увидел и человека в чёрном. Люций Гемулович, низко надвинув на глаза шляпу, шёл следом, чуть поодаль от свиты, умудряясь оставаться, несмотря на своё вычурное одеяние, неприметным в этой толпе.

Глеб Сергеевич, нагнав, наконец, пристроился к губернаторской свите.

До вышки оставалось всего два-три десятка шагов. Отчётливо видно было и само громоздкое, абсолютно чужеродное здесь, в лесу, металлическое сооружение, и лёгкая оградка из сетки рабицы вокруг, с воротами, перечёркнутыми ярко-алой лентой, которую и надлежало торжественно рассечь губернатору.

Возле вышки, словно солдаты на боевом посту, в ожидании высокого начальства застыли рабочие, буровики, надо полагать, в новеньких спецовках и жёлтых, как подсолнухи, касках на головах.

А надо всем этим неистовали в небе, нависнув грозовой тучей, кричали, метались отчаянно, стаи бесчисленных птиц, да разносился далеко вокруг поляны усиленный динамиками голос поэта Сбруева, истошно орущего в микрофон:

Внезапно вся разношерстная процессия во главе с губернатором остановилась, замялась почти уже перед самой вышкой.

Кто-то встал у неё на пути, перегородив устланную стволами сражённых деревьев просеку.

Глеб Сергеевич с удивлением узнал обитателей антикварной усадьбы.

Они стояли рядком. По центру, привычно опершись на трость с серебряным набалдашником, возвышалась Василиса Митрофановна. По левую и правую руку от неё, набычившись, застыла с угрожающим видом вся дворня — Еремей Горыныч, Яша Лесной, баба Ягода, Семён с Соломоном, Марья-искусница.

Какой-то шнырь из губернаторской свиты выскочил вперёд, замахал руками, словно мух отгоняя:

— Граждане! В чём дело?! Освободите сейчас же проход!

В этот момент из-за спин обитателей усадьбы, косолапо переваливаясь, вышел медведь — Потапыч. Он уселся по-собачьи посреди просеки, и принялся добродушно рассматривать губернаторского шныря.

— Медведь! Уберите медведя! Полиция! — завопил тот, малодушно отступив и спрятавшись за главу региона.

Курганов с Шишмарёвым в изумлении обозревали возникшее вдруг на пути препятствие.

А вот Барановская, и до того прибывавшая в ярости, вовсе впала в бешенство.

Размахивая кулаками, она бросилась на Потапыча:

— А ну пошёл вон, гнида! И вы все, — завизжала она на родственничков Дымокурова. — Вон! Прочь с дороги!

Впрочем, беснующаяся вице-губернатор не произвела никакого заметного впечатления на защитников бора.

Василиса Митрофановна подняла свою трость, и концом её указала кому-то на замявшуюся процессию.

Глебу Сергеевичу даже почудилось, что из конца трости блеснул, рассекая пространство, тонкий, как вязальная спица, луч зелёного цвета.

Однако никакого видимого урона ни губернатору, ни его свите, он не нанёс.

Зато вокруг начало твориться что-то невообразимое.

Прервав на полуслове распалившегося, продолжавшего выкрикивать какие-то рифмы поэта Сбруева, хор грянул вдруг со сцены с залихватским притопом и присвистом что-то похабное, даже кощунственное:

Дымокуров, оглянувшись, увидел, как вскинулся негодующе притормозивший аккурат позади него на своём «Харлее Девидсоне» батюшка, однако мотоцикл под ним вдруг затрепетал, начал расплываться зыбко, терять очертания, шевелиться, словно живой.

И в ту же секунду стало абсолютно очевидным, что священник и впрямь сидит верхом на козе — настоящей, крупной, живой, крепко ухватив её за рога.

А хор между тем наяривал, задорно топоча по настилу сцены:

А реальная коза под батюшкой, словно выйдя из оцепенения, взбрыкнула, встала на дыбы возмущённо, и отец Александр, не удержавшись, кубарем скатился с неё в кусты, на обочину.

И секунду спустя вся колонна сопровождавших его байкеров завизжала вдруг разом истошно, распалась, исчезла, а с места, где вот только что стояли, рокоча грозно двигателями, мотоциклы, во все стороны бросилось с отчаянным хрюканьем два десятка грязных, толстых, щедро откормленных свиней мясосальной породы.

А с небес вдруг закапал, зашелестел, задевая за ветви хвои, дождь.

Крупная, тяжёлая капля упала на макушку Глеба Сергеевича, следующая шлёпнулась на плечо.

И мгновенно на этом месте расплылось серовато-белое, похожее на известь, пятно.

Чиновник в недоумении глянул вверх. И сейчас же на лицо ему хлынули струйки этой тёплой, едкой субстанции.

Это птицы, опорожняясь на лету разом, словно по команде, заливали из поднебесья помётом всех собравшихся на поляне людей.

А те, не поняв ещё, что к чему, прикрывали руками испуганно головы, многие бросились под защиту крон уцелевших сосен.

Во всеобщей сумятице Глеб Сергеевич успел разглядеть, что губернатор, нефтяной магнат и Барановская застыли посреди просеки. Их деловые костюмы, залитые густыми потоками помёта, стали напоминать зимний чёрно-белый камуфляж, в котором отправляются в тыл врага войсковые разведчики. Здесь же, сохраняя спокойствие и надвинув поглубже на лоб некогда чёрную, а теперь, словно побелкой выкрашенную, шляпу, застыл и Люций Гемулович.