Александр Филиппов - Сказка без чудес

— Да, — грустно согласился Ис, — но ты не забывай и о пагубной роли несчастного Люца, который уже на протяжении тысячелетий всячески поддерживает, стимулирует и развивает в людях их худшие душевные качества!

— Но ведь и Люц в своё время стал жертвой людской беспредельной жестокости! — напомнил Ал. — Хотя я не понимаю, почему там, — возвёл он очи долу, указывая куда-то в бесконечные просторы космоса, — запретили нам нейтрализовать его, и вернуть на станцию.

— На всё воля Божья… — смиренно склонил голову Ис.

— Судя по всему, там, — опять указал на сферический потолок станции Ал, — имеются какие-то свои, неведомые нам планы в отношении Люца. Однако я уверен, что это не Люц землян, а земляне научили бедного отступника тем непотребствам и гадостям, которые он теперь творит среди них. — Координатор помолчал, а затем молвил решительно. — А потому я буду настаивать на закрытии проекта «Земля». Хотя бы временном, с наложением длительного карантина на эту планету. Взывая к твоей обострённой совести, напомню, что мы не имеем права тратить огромные ресурсы Вселенной на заведомо неудачные, убыточные проекты!

Ис вздохнул тяжело.

— Ладно. Только давай перед этим всё же дадим им ещё один, последний шанс!

— Что ты предлагаешь? Какой рубеж нравственности должны переступить земляне на этот раз, что бы ты окончательно убедился в бессмысленности их существования?

Ис ненадолго задумался, а потом предложил озарённо:

— Послушай! На Земле есть уникальный лесной массив. Заповедный бор называется…

— Знаю, — подтвердил Ал.

— Там работает группа Хранителей, одна из последних, уцелевших на этой планете.

— Помню. Мы совсем недавно помогли им этот бор отстоять.

— Так вот, — воодушевлённо развивал свою мысль напарнику Ис, — я уверен, что попытки захвата и уничтожения бора продолжаться. У Люца, к сожалению, к бору личные счёты. Вот и посмотрим, сумеют ли Хранители противостоять на этот раз усилиям несчастного отступника…

— Хранители — далеко не типичные земляне. К тому же они — лишь ничтожно малая часть представителей племени человека разумного, — заметил Ал.

— Но они же урождённые обитатели этой планеты! — стоял на своём напарник. — И, если у них получится, работы над проектом «Земля» будут продолжены.

Ал хмыкнул скептически. Однако он ценил своего коллегу, любил его, проработал с ним рука об руку на этой станции слежения и корректировки, на задворках Вселенной, бесчисленное количество земных лет, а потому согласился.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему. Только я уверен, что ничего из этой затеи не выйдет. Итог предсказуем и печален. Проще было бы эвакуировать Хранителей, закрыть проект, наложить на планету карантин, и не морочить голову ни себе, ни людям…

Едва забрезжил рассвет, в начале шестого утра, гости проснулись дружно, зашлёпали босыми ногами по полу, заурчали краном умывальника, забурлили сливным бочком унитаза. Несмотря на бессонную ночь, Глеб Сергеевич себя чувствовал на удивление бодро.

Загодя он вскипятил чайник, Василиса Митрофановна с бабой Ягодой соорудили завтрак на скорую руку. Даже Потапычу достался огромный, в полбуханки хлеба «кирпичиком» бутерброд со сливочным маслом. После чего Яков, пока жильцы пятиэтажки спали в массе своей, вывел медведя во двор. Там, прячась в кустах акации от суровых дворников, зверь справил нужду.

Диспозиция сил на грядущий день была такова.

С утра, к началу рабочего дня, Дымокуров с обеими тётушками отправляются в офис адвоката Емельянова.

Якову с Потапычем до вечера надлежит оставаться в квартире. А вот вечером, часиков в шесть, опять же в сопровождении Глеба Сергеевича, надлежит выдвинуться к месту «забитой стрелки» с блатными. Причём «базар вести» с урками будет Яков, а Дымокуров с медведем должен ошиваться где-то поблизости. И, если дело дойдёт до крутых разборок с мордобоем, вмешаться самым решительным образом. Причём вмешиваться будет Потапыч, а Глеб Сергеевич должен, сохраняя дистанцию, наблюдать за тем, чем дело кончится. И, если плохо в отношении медведя и Якова, звонить либо в «скорую», либо адвокату для вызволения их из кутузки.

Василиса Митрофановна прозорливо заметила перемены в настроении племянника, выглядевшего с утра не в пример ночному раздражению и растерянности, целеустремлённым и собранным, бодрым и деятельным, чётко раздававшим команды на правах хозяина, кому и чем заняться, и поглядывала на Дымокурова с потаённой улыбкой.

Громоздкую ступу на балконе, дабы не будить любопытства соседей видом чужеродного в современном быту предмета непонятного назначения, под руководством Глеба Сергеевича задрапировали старым половиком.

Якову на период вынужденного безделья отставной чиновник включил телевизор, продемонстрировав, как перебирать каналы на пульте, а Потапычу всучил для развлечения коробку глазированных кукурузных хлопьев, с незапамятных времён завалявшуюся в кухонном шкафчике.

Глеба Сергеевича, правда, покоробило слегка то, что медведь, покинув пределы прихожей, развалился в гостиной, пачкая палас клоками линялой шерсти, но, как говорится в народе, снявши голову, по волосам не плачут. И Дымокуров, расхаживаясь по квартире, равнодушно перешагивал через дремавшего посреди комнаты зверя.

Женщины, распаковав прихваченные с собой чемоданы, принарядились для выхода в люди.

Василиса Митрофановна облачилась в деловой брючный костюм песочного цвета, который удивительно шёл ей, подчёркивая не потерянную с годами стройность фигуры, на что баба Ягода, цокнув языком удовлетворённо, не преминула заметить:

— Ишь, сестрица-то у меня! Это только спереди, сели посмотреть, то — пенсионерка. А сзади — так, прям, пионерка!

Сама бабка сохранила верность своему традиционному наряду: невзрачной расцветки, с блеклыми васильками, кофточка, со старомодной серебряной брошкой в виде стрекозы на груди, чёрная, колоколом, юбка с прикрывающим щиколотки подолом. На ноги старушка напялила толстые меховые чуни.

Перед тем, как надеть юбку, она продемонстрировала домочадцам просторный карман, пришитый к изнанке.

— Сюда документ и деньги спрячем, — перейдя на заговорческий шепот, сообщила она. — Ни один злодей не дознается!

Седые волосы она заплела в жидкую косичку, свернула её на затылке бубликом, и прикрыла голову лёгким газовым шарфиком.

Василиса Митрофановна, коротко стриженая, чуть подкрашенная хной, от чего волосы её золотились, прекрасно сочетаясь с лучистыми голубыми глазами, повертевшись у зеркала со шляпкой, решительно отложила её, оставшись с непокрытой головой, поставила, как ненужную, в угол прихожей неразлучную прежде трость, и сообщила: