Александр Филиппов - Сказка без чудес

— Всё, Глебушка. Мы к походу готовы!

Свёрток с документами и деньги — несколько пятитысячных купюр, баба Ягода спровадила куда-то вглубь своей безразмерной долгополой юбки.

Дымокуров предложил вызвать такси, однако баба Ягода воспротивилась категорически, считая такие траты непозволительной роскошью.

Напрасно Глеб Сергеевич убеждал старушку в том, что её представления, сохранившиеся, похоже, с советских времён о разорительности для кошелька поездок на такси безнадёжно устарели, и что нынче этот вид транспорта относительно дёшев и вполне доступен — баба Ягода упёрлась, стоя на своём. Дымокуров даже начал подозревать, что сварливая старушенция просто желает прокатиться в автобусе или троллейбусе, потолкаться, поглазеть на горожан-пассажиров.

В конце концов, Василиса Митрофановна поддержала сестру, и, вынужденный подчиниться мнению большинства, отставной чиновник повёл женщин на остановку общественного транспорта, расположенную неподалёку, возле Центрального рынка.

Поездка пришлась на «час пик», когда южноуральцы валом валили, разъезжаясь по своим рабочим местам — учреждениям, конторам и немногочисленным сохранившимся ещё в городе в период стагнации экономики промышленным предприятиям.

А потому Глебу Сергеевичу с сёстрами пришлось едва ли не штурмом брать подкативший, кстати, автобус двадцать шестого маршрута, который направлялся как раз в сторону адвокатского офиса.

Баба Ягода, демонстрируя свою искушённость в поездках на городском транспорте, пользуясь возрастными привилегиями и решительно орудуя локтями, шустро забралась в салон через переднюю дверь. Шуганув какого-то тинэйджера, притворно сосредоточенно изучавшего экран своего айфона, удрюпалась удовлетворённо в кресло, предназначенное, как предупреждала табличка, для престарелых, инвалидов и пассажиров с детьми.

Глеб Сергеевич с Василисой Митрофановной втиснулись в автобус демократично, на общих основаниях, через заднюю дверь, и теперь стояли в проходе плотно, плечом к плечу, зажатые между прочими пассажирами, словно шпроты в консервной банке.

Дымокурову вспомнилось вдруг, что в последний раз вот так-то, в тесноте, ему доводилось ездить в общественном транспорте давным-давно, в пору студенческой юности. И сейчас он сопел раздражённо, притиснутый и уткнувшийся носом невольно в чью-то подмышку. Зато Василиса Митрофановна, благодаря своему баскетбольному росту, на голову возвышалась средь других пассажиров, взирала на них благосклонно сверху вниз, и лишь посмеивалась в ответ на неизбежные в такой толчее тычки со стороны неловких соседей.

Неожиданно откуда-то с передней площадки раздался женский крик:

— Ой, у меня сумочку разрезали! Портмоне украли! Хотела за проезд рассчитаться, сунулась — а нету!

Пассажиры автобуса дёрнулись разом, загалдели заполошно, завертели головами, шарахаясь друг от друга и судорожно хватаясь за свои карманы и сумочки — целы ли кошельки?

Василиса Митрофановна тоже напряглась, подозрительно оглядывая окружающих.

— Граждане! Будьте бдительны! В салоне автобуса, возможно, находится карманный вор! — призывала притулившаяся на переднем сидении поблизости от водителя пожилая кондукторша. Из-за тесноты она не могла сдвинуться с места, и вещала в микрофон то, что, вероятно, предписывали ей в подобной ситуации должностные инструкции. — Сейчас водитель по мобильному телефону вызовет полицию. Прошу всех оставаться на местах, проверить сохранность кошельков, бумажников, документов, других ценных вещей!

Все опять дружно зашебуршились, защёлкали замочками и завизжали молниями сумок, проверяя наличность.

Василиса Митрофановна, поглядывая искоса на Глеба Сергеевича, долго крепилась. А потом, беспокоясь о вверенных на хранение бабе Ягоде документах на имение и деньгах, крикнула, обращаясь поверх голов пассажиров:

— Сестра! У тебя там, под юбкой-то цело?

На что баба Ягода, невидимая Глебу Сергеевичу из-за спин окружающих, выдала громогласно на весь салон с передней площадки:

— Было цело, када замуж шла!

Все, кто был в автобусе, покатились от хохота.

А тут же кстати нашёлся и кошелёк, завалявшийся под ногами. Так и не разоблачённый среди прочих пассажиров карманник, судя по всему, поспешил избавиться от улики, и теперь хохотал облегчённо на равных со всеми.

Поскольку наличность — двести рублей с мелочью, в портмоне оказалась в сохранности, — полицию решили не вызывать, и автобус, переполненный хихикающими пассажирами («Было цело, когда замуж шла», х-ха!), проследовал далее без помех по предписанному маршруту. Катил по забитому автомобилями проспекту Победы, мимо мемориала павшим в Великой Отечественной войне, со строгим, в виде гранёного штыка, обелиском и «вечным огнём» у подножия. При этом Дымокуров подумал мимолётно, что павшие, надо полагать, изрядно удивились бы, доведись им узнать, за какую именно жизнь своих потомков в третьем поколении бросались они семьдесят лет назад под танки и прикрывали телами вражеские пулемётные амбразуры.

А ещё он решил с теплотой, что тётушки у него, в общем-то, довольно милы в провинциальной своей непосредственности, а Василису Митрофановну, прямо светящуюся поздней, породистой, царственной красотой, так хоть сейчас замуж выдавай за какого-нибудь овдовевшего генерала. А то и бери выше — маршала…

А в Доме Советов в это утро состоялся важный для понимания дальнейших, описываемых в романе, событий, разговор между губернатором Южно-Уральской области Александром Борисовичем Кургановым и его заместительницей, начальником управления по внутренней политики региона Надеждой Игоревной Барановской.

Надо отметить, что в последние две-три недели глава области пребывал в глубокой задумчивости и некотором раздражении.

Это сразу заметили его соратники из «ближнего круга», и старались лишний раз не попадаться на глаза, не беспокоить по пустякам находившегося «не в духах» шефа. И мимо губернаторского кабинета ходили на цыпочках, в приёмной разговаривали шёпотом. Будто там, за двустворчатыми, полированного дуба дверями, находился тяжело больной человек.

Да, в общем-то, в какой-то мере оно так и было. Ибо только что по стране прокатилась череда отставок глав регионов, некоторых губернаторов даже увозили затем в столичные следственные изоляторы в наручниках, и все особы, обретавшиеся в коридорах власти, не могли не задумываться над судьбоносным для них вопросом: «Кто следующий?».

Александр Борисович нутром чувствовал в этой политической ситуации свою особую уязвимость.

Южно-Уральская область, несмотря на бодрую трескотню местных, прикормленных из бюджета, СМИ, по всем социально-экономическим показателям находилась в глубоком минусе.