Роберт Силверберг - И рушатся стены [сборник]

«СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ! НЕ УПУСТИТЕ ВИДЕО СЕНСАЦИЮ ГОДА!»

В релаксомате Эмори услышал разговор:

— Ты собираешься смотреть завтра вечером эту пьесу?

— Наверняка. Почему бы и нет, после такой-то рекламы?

— Вот и я тоже. Мне чертовски любопытно, что это будет за пьеса?

И вот наступил четверг. Днем часы ползли, как улитки. Эмори выпросил у Карга на сегодня перерыв и провел весь день в релаксомате , бесполезно пытаясь сбросить накопленное напряжение.

В семь тридцать он поймал такси в жилой части города и поехал в студию. Это была единственная пьеса, на которой он собирался присутствовать.

Пьесу планировалось показать в тридцать четвертой студии Башни «Трансвидео». Это была запасная студия, редко используемая, и Эмори выбрал ее по одной причине: в отличие от крупных студий наверху эта могла быть полностью отрезана от нежелательных посетителей. И, конечно, было необходимо удерживать сотрудников канала как можно дольше, когда они поймут что это идет за пьеса.

Трое из состава исполнителей Эмори уже стояли на страже у узкого входа в студию. Его они впустили внутрь без проблем, потому что знали в лицо.

— Мистер Грабен только что был здесь, — сказал один из них. — Но он не сказал, чего хочет.

— Вы впустили его?

— Конечно же нет. Да он и не пытался войти.

— Хорошо, — сказал Эмори. — Если появится Кавана, скажите ему, что меня здесь нет. Не медлите ни секунды. Если он появится, обязательно уведомите меня.

Он вошел в студию. Виглан был уже там, а также Ли Ноерс, Тед Беккет и еще несколько человек. Эмори присоединился к ним.

— У вас были какие-нибудь затруднения с проходом в студию? — спросил он.

Ноерс покачал головой.

— Я просто попросил пропустить своих спонсоров. Они не поверили, но не стали спорить. Может потому, что я показал пропуск.

Эмори снабдил всех теневых членов предприятия пропусками, определяющими их как представителей клиента. А спонсорам невозможно было отказать, даже если этим спонсором являлся Тед Беккет.

Эмори поглядел на часы. До начала пьесы оставалось еще три четверти часа.

— Все на местах? — спросил он. — Операторы готовы?

Ноерс кивнул.

— Все здесь и готовы. Они не знают, что будут участвовать в девиационистской пьесе — это скоро поймут все. — Он указал на троих дополнительных членов группы. — Вот эти парни будут поддерживать актеров во время хода пьесы. Не думаю, что они создадут какие-нибудь проблемы.

— А еще мы запрем, разумеется, аппаратную, — сказал Беккет. — Никто не сможет остановить нас, не обрезав главную магистраль. Конечно, это займет у них время.

Эмори отстранено кивнул. Теперь, когда все было готово начаться, он чувствовал себя спокойным и уравновешенным. Он увидел своих ведущих актеров, стоящих возле стойки с камерой, и направился к ним, чтобы еще раз напомнить им ключевые реплики.

За десять минут до начала пьесы кто-то прикоснулся к его рукаву и сказал:

— Пришел мистер Кавана, сэр.

— Один?

— Да, сэр.

— Ладно. Пропустите его сюда и заприте за ним дверь в студию. — Эмори усмехнулся. — И приготовьте хорошую прочную веревку. Вам понятно?

Кавана ворвался в студию точно буря, сметая всех со своего пути. Добравшись до Эмори, он без всякой преамбулы заявил:

— Ну и какой же трюк вы придумали на этот раз, Эмори?

— Боюсь, что я не понимаю вас, Дэйв.

— А я боюсь, что вы прекрасно все понимаете! Охранники студии внизу сказали мне, что Ноерс и Беккет пришли сюда с пропусками спонсоров! Как, черт побери, это произошло? И кто все эти актеры? Они вообще не работают на канале! Почему вы не дали мне заранее просмотреть сценарий этой пьесы? — Говоря, он хмурился все сильнее и под конец потребовал: — Что это вообще за пьеса, черт побери?

— Это девяностоминутная девиационистская пьеса, — спокойно ответил Эмори. — Думаю, это будет забавно.

Кавана сделал шаг назад. Мгновение он молчал, словно прикусил себе язык, затем сказал:

— Девиационистская пьеса? Джон, не шутите так со мной.

— Я сказал вам чистую правду, — ответил Эмори.

Внезапно Кавана пришел в себя. Он развернулся и побежал к двери, крича:

— Вы все арестованы! Это измена! Эта пьеса не может пойти в эфир!

С этими криками он добрался до двери.

— Держите его, парни, — тихим, но властным голосом сказал Эмори.

Появились два актера и схватили Кавану. Эмори подошел к ним и увидел белое от ярости лицо руководителя сценарного отдела.

Кавана вырвался на свободу, и Эмори схватил его. Он был почти на голову выше Каваны и вдвое тяжелее.

— Руки прочь! — рявкнул Кавана. — Вы все арестованы. Как только я выйду отсюда...

— Вы не выйдете отсюда, — сказал Эмори и кулаком ударил Кавану в скулу.

Кавана отпрянул, словно ужаленный, лицо его было мертвенно-бледным от ярости, и внезапно он выбросил руку, целясь Эмори в грудь. Эмори заблокировал его удар быстрым движением левой руки, а правой ударил Кавану снизу в подбородок. Кавана пошатнулся, Эмори ударил его в живот, и руководитель сценаристов потерял сознание.

— Свяжите его и отнесите в кладовую, — велел Эмори. — Держите двери студии запертыми. — Он взглянул на часы. — Все по местам. Начинаем двухминутный отчет.

Он занял место в дальнем конце студии, а пораженные операторы с белыми лицами готовили свою аппаратуру. «Нет больше барьеров» была готова начаться.

Пьеса открылась кратким приветствием и прологом, состоящим из быстрого исторического пересказа мировых событий. Актер, отобранный за сильный, энергичный голос, рассказал о разделении между полушариями после Второй мировой войны, и по мере того как шли годы, стали появляться все новые барьеры, пока, фактически, война стала невозможна, но уровень идеологии вознесся на небывалую высоту.

Он продолжал рассказывать как волна изоляционизма распространилась по стране во время прошлого поколения, как, подобно черепахе, Америка прервала все контакты со странами по другую сторону моря.

До сих пор это был только рассказ. Затем ведущий сказал:

— Эти барьеры существовали слишком долго. Мы верим, настало время для того, чтобы их убрать, чтобы мир снова объединился в гармонии, со свободной торговлей и контактами между странами.

На сцену вышли четыре скудно одетые девушки как представители других стран, предназначенные для того, чтобы смягчить острый укол девиационистского выпада. И началась пьеса. Тут же зазвонил телефон студии.

— Я возьму трубку, — сказал Эмори, направившись в звуконепроницаемую кабинку. Там он взял трубку.

На экране появилось лицо Грабена. На этот раз руководитель редакции утратил свое вечное глянцевое спокойствие.

— Джон, что, черт побери, там происходит? Почему заперта дверь в студию?