Роберт Силверберг - Девушка мечты (сборник)

— Я знаю, что ты вовсе не слабая, — тепло сказал Бедлоу. — А теперь пойдем. Тебе еще надо одеться.

Они встали и пошли, рука в руке, к спальне. Экран замерцал, когда выключилась камера в гостиной, но тут же включилась камера в спальне.

Как и гостиная, спальня была просторная. Наверное, ее с легкостью можно было бы уменьшить раза в два, и она все равно не казалась бы тесной. Бедлоу скинул куртку, сказал:

— Пожалуйста, достань мой официальный костюм, любимая. И приколи к нему все ленты.

После недолгой паузы она сказала:

— А ты не думаешь, что это слишком уж помпезно, Джон? Я имею в виду...

Бедлоу повернулся и впился в нее взглядом.

— Диана, я снова и снова повторяю тебе, что все эти ленты — просто знаки отличия. Остальные мужчины на вечеринке тоже будут носить их... О, только не спорь со мной сейчас, ради бога!

Она молча достала его официальный костюм и с нежной осторожностью разложила на кровати. Затем вынула из шкафа мягкие ботинки с высокими голенищами и почистила их унылый замшевый верх.

Бедлоу прошел в ванную, и включилась вторая камера. Экран разделился пополам, чтобы одновременно показывать обе сцены.

Пока Бедлоу нежился под иглами душа, Диана сняла с себя домашнее платье и выбрала довольно простое, но опрятное платье из личного каталога. Затем начала набирать код.

— Найди также мой пояс и пистолет, ладно, милая? — крикнул из ванной Бедлоу. — Тот самый, с иридиевой рукояткой. Только не волнуйся, он не заряжен.

Она перестала набирать код и пошла к оружейной стойке. Там она выбрала пистолет и пояс, который соответствовал бы официальному костюму. Затем она вернулась и набрала код своего платья. Когда платье выскользнуло из приемника, она тщательно разложила его рядом с костюмом мужа.

Бедлоу водил вибробритвой по лицу, а Диана сняла белье и потянулась к одежде. Но не успела она одеться, как Бедлоу вышел из ванной.

Он остановился в восхищении.

— Любимая, какая же ты красивая. Иди ко мне.

Она слегка улыбнулась, положила одежду обратно на кровать и пошла к нему.

Экран погас. Это доктор Мюзертон щелкнул выключателем.

— Вряд ли есть необходимость смотреть остальную часть этой сцены, — сказал он. — Хотя уверяю вас, она дала нам много жизненно важной информации о вашей жене.

— Может и так, — огрызнулся Бедлоу. — Но вы все равно ужасно все испортили. И я хочу...

— ...вернуть свои деньги, — закончил за него Мюзертон. — Да, я это уже понял. Но я все равно еще не понимаю, почему.

— Операция психотомии, которую вы, как предполагалось, сделали, должна была ликвидировать ее страх перед толпой. Но вы не сказали мне, что это настолько изменит ее личность, что я не смогу узнать ее.

Доктор Мюзертон сдвинул брови.

— Теперь я понимаю, в чем ваши трудности. Но сначала давайте разберемся с некоторыми вашими неправильными представлениями, ладно? Могу я спросить, вы что же, ожидали, что мы удалим страх, которого у вашей жены не было вообще?

— Не было? Что, черт побери, вы имеете в виду? Диана ужасно боялась толпы. Вот, например, эта вечеринка, на которую мы все же пошли. — Он неопределенно махнул рукой к мертвому теперь экрану. — Она даже ни с кем словом не перемолвилась. Она просто стояла в сторонке и молчала. Она избегала всех. И вы после этого говорите, что она не боялась толпы?

— Я говорю это, потому что так оно и есть, — сказал Мюзертон. — Она вообще не боялась толпы. Она боялась людей.

Бедлоу нахмурился. Его густые брови соединились, точно пара косматых гусениц, которые наползли друг на друга.

— Боялась людей — боялась толпы. Могу я спросить, какая тут разница?

— А какова разница между тем, чтобы бояться леса и бояться деревьев? — вопросом на вопрос ответил Мюзертон.

— Я вас не понимаю, — пробормотал Бедлоу, все еще хмурясь.

— Это же очевидно, что человек — не толпа, — сказал Мюзертон. — Человек, страдающий от мультифобии, боится толпы, а не людей. Люди не беспокоят его ни в малейшей степени. Если он сталкивается с отдельными людьми, он совершенно спокоен. Вы следуете за моими рассуждениями?

— Продолжайте, — нетерпеливо сказал Бедлоу.

— Где-то в голове этого человека есть критически настроенный предел. Как только его окружает больше, чем определенное число людей, подсознание говорит ему: «Это уже не люди, это толпа». И начинается его мультифобия. Но человеконенавистник совершенно иной. Он — или она — боится людей. Он боится одного-единственного человека, и вполне естественно, что еще больше боится двух человек. Это как срабатывает реле в его голове. Но в данном случае оно работает совершенно противоположным образом.

— Как так?

— Когда достигается критическая точка, — медленно проговорил Мюзертон, — подсознание говорит такому человеконенавистнику: «Это — толпа». С этого момента человек достигает точки своего насыщения. Еще десяток или даже больше людей, добавленных к толпе, не дают ему страха, он вообще перестает чувствовать страх в тот момент, когда отдельные люди превратились в толпу. Есть и другое различие. Мультифобы встревожены простым физическим присутствием толпы. Но человеконенавистник не боится толпы как таковой. Он боится ее как собрания отдельных людей. В толпе незнакомцев, которая игнорирует его, он может игнорировать их в ответ, и потому они для него все равно что не существуют. Но насильно введенный в группу, где он вынужден принять их как людей, он начинает паниковать.

Мюзертон сделал паузу.

— А как это относится к моей жене? — спросил Бедлоу. — Как в вашу схему вписывается она? Я думал, что она мультифоб.

— Все как раз наоборот, — сказал психрометрист. — Ваша жена была человеконенавистником. Она без особых проблем могла ходить по улицам, потому что окружающая толпа игнорировала ее. Но на вечеринках она замирала от страха, потому что там люди были для нее людьми .

— Кажется, теперь я понимаю различие, — подумав несколько секунд над заявлением Мюзертона, сказал Бедлоу. — Но какое это имеет отношение к изменению личности моей жены?

— Трудностью здесь является результат природы отношений между вами и вашей женой. У вас был относительно короткий испытательный период перед вашим ортомарьяжем, не так ли?

— Около трех месяцев, — признал Бедлоу. — Наверное, это меньше, чем обычно, но мы решили, что вполне уверены друг в друге.

Мюзертон кивнул.

— Теперь на минутку вернемся назад. Почти все до какой-то степени боятся людей. Например, возьмем страх перед аудиторией. Совершенно нормальный человек обнаруживает себя противостоящим большой группе, не тем безликим существам, которые игнорируют его, но группе людей . Теперь усильте это чувство раз в десять и вы поймете страхи своей жены. — Внезапно Мюзертон пристально поглядел в глаза своего собеседника. — Вот вам причина, почему вы вернулись к нам неудовлетворенным: ваша жена ужасно, ужасно боялась вас. Мы просто удалили у нее этот страх. И это было именно то, что прописано в контракте.