Жан д'Эм - Красные боги

– Слушайте, Люрсак. Мой план таков: как только дверь поддастся под вашими ударами, проскакиваем через нее и, не останавливаясь на месте, бежим вперед, пока, по обстоятельствам, не представится удобный случай спрятаться. Главное – не оставаться здесь, потому что, конечно, стук будет слышен, и сюда могут прибежать встревоженные обитатели.

– Согласен.

Пьер взял топор, взвесил его в руке и изо всех сил ударил им по двери. Задвижка отлетела не сразу. Пьеру пришлось несколько раз повторить удары, производящие сильный шум, гулко разносящийся во все стороны. Наконец дверь поддалась и открылась настежь. Отец Равен устремился первым; Пьер, отбросив назад топор, ринулся следом.

Почти непосредственно за дверью оказалась лестница, спускающаяся вниз. При свете зажженного в первой комнате треножника можно было различить лишь первые ступени, остальные терялись в темноте. Выбирать и раздумывать было некогда.

Отец Равен начал спускаться, Люрсак за ним. Уговор бежать как можно скорее остался невыполненным: по скользким ступеням в абсолютной темноте двигаться быстрее было невозможно.

Священник, вытянув вперед руки, осторожно ощупывал ногой каждую ступеньку, а Пьер отсчитывал:

– Восемь, девять, десять, одиннадцать.

Вдруг, прорезав тишину, раздался пронзительный крик отца Равена:

– Люрсак!.. Внимание!.. Засада!..

Пьер даже не расслышал последнего слова, потому что неожиданно на себе самом испытал то, о чем предупреждал священник: удары и толчки, неведомо откуда и от кого исходящие. Он рванулся назад, но тотчас же почувствовал, что попал в чьи-то цепкие, объятия. А потом его повалили, связали по рукам и ногам, закутали во что-то голову и понесли.

– Сказано: тот, кто хочет узнать – узнает. Таков закон Красных богов, закон бесплодных жен, закон Гондваны. Но только люди нашей крови и из них только женщины и служители богов остаются жить, узнав об этом.

Голос, произносивший эти слова, смолк и после короткой паузы отдал приказание:

– Развяжите их и снимите с головы повязки. Пусть они видят. Закон должен быть исполнен.

Пьер, освобожденный от повязки, в которую была закутана его голова, с любопытством осматривался вокруг.

Они с отцом Равеном стояли посередине внутреннего двора храма. Кругом возвышались строения с портиками, галереями, балконами, балюстрадами. Прямо напротив них стояла толпа колдуний с невероятно обезображенными лицами. Сколько их? Сто? Двести? Может быть, больше?

Глядя на них, Люрсак и священник скользили взглядом по фасаду от галереи к галерее, от балкона к балкону. И вдруг оба они одновременно вскрикнули:

– Ванда!

– Мадмуазель Редецкая!

Она стояла на одном из балконов, окруженная несколькими жрицами. Густые волны ее светлых волос сверкали на солнце, и казалось, что на голову ее надета золотая корона. Перегнувшись через перила балкона, протянув руки, она ответила:

– Пьер!

Молодой человек рванулся, желая броситься к ней, но она остановила его:

– Нет, нет, стойте смирно. Не сейчас, после, – и смолкла.

Окружающие ее колдуньи шушукались между собой и обменивались ироническими взглядами и замечаниями.

Пьер смотрел на нее, не двигаясь с места. Она тоже не спускала глаз с Пьера. Одинаковое чувство охватывало их обоих, одинаковое волнение, одно и то же желание. Забыв об опасности, они радостно улыбались друг другу.

Властный голос, прорезав тишину, снова отдал приказание:

– Слушайте, слушайте все. Будут сказаны слова истины.

Это произнесла Иенг. Одетая в одежды из белого шелка, стоя на возвышении, она как бы председательствовала на этом своеобразном заседании колдуний.

– Кажется, нас собираются судить, – сказал Пьер стоящему рядом отцу Равену.

– Да, – отвечал священник. – Слушайте, что-то начинают говорить.

Не повышая и не понижая голоса, кто-то нараспев читал:

– В те времена, когда боги спустились на землю, был построен храм, построен руками богов. Потом боги сотворили людей и животных, и в назидание им сказали слова закона, их закона, закона богов.

Иенг стояла неподвижно, скрестив руки на груди. У ее ног сидела чтица, держащая в руках длинный пергаментный свиток, «закон богов».

– Чтобы воля богов была исполнена, они позвали женщин, живущих по ту сторону гор в белой и холодной стране. Они сказали им: вот наш закон, служительницами которого вы станете. Ваша власть будет безгранична, потому что ее даем вам мы, и потому что вы будете отцами и матерями народа мои, свободного народа лесов.

Все колдуньи пристально смотрели на пленных европейцев, стараясь по их лицам отгадать впечатление, производимое на них чтением закона.

Пьер считал происходящее за ненужную и томительную комедию. Все было потеряно, и церемониться больше не следовало. Надо действовать силой и прибегнуть к дерзости. Он сделал шаг вперед, приближаясь к Иенг, и закричал:

– Твои законы не нужны нам. Единственно, что интересует нас – это вот та белая женщина, которую ты увлекла сюда и силой здесь держишь.

Иенг не соблаговолила ответить. Она коснулась плеча чтицы и сделала знак продолжать.

И сказали боги своим служительницам:

– Вот храм, где вы будете жить. Этот храм построен на земле, где время неподвижно. И вот мужчины Неизменной Расы. Они будут Живущими Богами. А вы и другие люди будете называть их Красными Богами, что значит царственные сыны первой расы рмоа-галов».

Пьер опять прервал чтение:

– Слушай! Если ты не отдашь нам эту женщину и не отпустишь нас на свободу, придут наши братья, разрушат и сметут с лица земли ваш храм. А вас всех перебьют. Их суд будет ужасен.

Иенг спокойно приказала чтице читать дальше.

– И отныне первое правило закона будет таково. Вы будете жить здесь вечные времена, но никогда не будете рабами. Все, что у вас будет взято, вам будет возвращено, потому что свободный народ лесов, народ мои, не умрет никогда. Он будет самым сильным народом, потому что бесплодные жены его племени будут приходить сюда. На одну ночь они будут становиться супругами живущих богов. И в чреве своем они отнесут лесному народу жизнь и силу Неизменной Расы.

Пьер смирился. Он понял, что перед ним такая сила, против которой его борьба бесполезна. Он не вслушивался в монотонное чтение закона на бангарском языке. Это ему было не интересно. Его мысли были заняты только Вандой. Ее побледневшее лицо казалось невыразимо прекрасным, особенно в сравнении с безобразными рожами страшных колдуний. Но, окинув взглядом двор, увидев, какое множество колдуний собралось сюда, Пьеру стало ясно неравенство сил. Он не спасет Ванду, не сможет ее спасти.

Бешеная ярость его настроения сменилась мрачным унынием. Угадывая его страдания, отец Равен произнес: