Здравко Сребров - Роман одного открытия

Пока он только мог мечтать о поездке за границу. Небольшие средства, которые ему приносила работа в университете, не покрывали самых необходимых нужд. Такая судьба интеллигенции в Болгарии была ему знакома, когда приходилось работать под экзистенцминимумом и находить силы для творчества, отгоняя заботы, преодолевая, неудобства, задыхаясь от отсутствия размаха, но стремясь догнать богатые страны во всем, что составляло достояние современной культуры, достигнутое при более благоприятных условиях.

Белинову пришлось вкусить горечь материальной неурядицы у себя на родине, но он глубоко сознавал, что именно это, и не только это, оправдывало молчаливый героизм лучшей интеллигенции, которая никогда не была материалистической, героизм, присущий всему нашему народу.

Нужно было извлечь из мрака ту зарытую творческую силу духа, которая дана только упорным, веками угнетаемым народам.

Дни снова проходили, полные научных тревог. Белинов почти перестал вспоминать о таинственной подмене ампул, как будто находя некоторое успокоение в том факте, что был принужден снова испытать и глубже узнать ценность своего изобретения. Он, естественно, стремился к научной работе и отвергал постоянно все, что могло мешать его научным интересам.

— Нет худа без добра, — улыбался он своему приятелю Овесу Рудко, который несколько раз настаивал на том, что надо искать исчезнувшие оригинальные ампулы.

Белинов махал рукой и улыбался.

— Какая польза от нового шума, — говорил он, думая о другом. — Мне нужно несколько месяцев и не особенно большая сумма денег для опытов. Я уже наперед радуюсь, что углублю исследования — может быть, наткнусь на новые вещи…

— Ты должен получить официальное признание, Асен, ведь твое дело так и остается нерешенным в институте профессора Биловена, — однажды неожиданно сказала Нона и сама удивилась тому, что румянец залил ее щеки.

Белинов вздрогнул и в упор посмотрел жене в глаза.

— Ты откуда знаешь?

Нона загадочно взглянула на него, стараясь усмешкой прикрыть смущение.

— Неужели ты думаешь, что я не интересуюсь тем, что происходит с тобой, — увернулась она от прямого ответа.

Белинов почувствовал смутное беспокойство и раздражение. Он уставился вдаль, как будто потонул в чем-то, сделавшись чуждым ко всему окружающему.

— Асен, — встревоженная Нона подошла к нему и прижалась к плечу, — я должна была тебе рассказать, но не знала, как ты посмотришь на это. Колебалась… Дошло до меня, — я знаю: тебе устроили какой-то шантаж. Ведь ты и по радио сообщил о том, что тебе подменили ампулы… Ты молчишь, но не замечаешь, что твоя тревога передается мне и без разговоров. Я не хотела расспрашивать. Мне казалось, что у тебя тяжелые заботы. Но я ждала, что, может быть, ты со мной поделишься… Прошло несколько дней — ты как будто успокоился. Теперь я вижу тебя только поздно вечером. Ты приходил почти веселый. И все таки я не могла вполне успокоиться. Зачем ты от меня скрываешь, Асен? Все знают о шантаже, неужели я должна узнавать от людей…

Белинов весь побледнел, слушая поспешный шепот жены. Он медленно поднял голову и тревожно заглянул ей в глаза.

— Ты что же, потеряла в меня веру, Мария? — со скрытой тоской проговорил Асен Белинов.

— О, Асен, — Нона прижалась к нему и прикоснулась мягкими губами к его щеке, — я никогда не перестану верить в тебя. Но мне хотелось как-нибудь помочь. Я не хотела вызывать тебя на объяснения. Вижу — что-то с тобой случилось, но ты борешься… Я так тебя люблю таким — молчаливым, благородным. Мне хотелось, без твоего ведома, предохранить тебя и…

Белинов вдруг выпрямился, словно пробудился от тяжелого сна и старался придти в себя.

— Что же ты сделала, Гретхен? — обратился он к ней, назвав старым именем. — Нона от неожиданности отшатнулась, настолько чуждо и ново ей показалось ее настоящее имя.

— Ничего, Асен… Вернее совсем пустяки. Я хотела узнать, что с тобой происходит, и случай мне помог раньше… Утопин забракован институтом профессора Биловена. Тебя подозревают в мистификации и еще бог знает в чем… Асен…

Белинов неожиданно весело расхохотался и прижал губы к волосам жены.

— Что ты беспокоишься, моя синеокая голубка… Все это дикая случайность, Мария. Вначале и я поддался настроению — был ошеломлен, поражен… Как ты думаешь, — серьезно заговорил Белинов, — может это быть, что кто-нибудь мне подстроил дурную шутку?

— Какую шутку, Асен?

— Ерунда, — снова махнул рукой Асен Белинов, — я до сих пор не могу освободиться от первого впечатления. Ничего серьезного нет, что могло бы тебя беспокоить. Потерпи еще немного. После поговорим. Не сердись на меня, Нона — сейчас я должен думать только о моей работе.

— Но ты так поздно возвращаешься. Уходишь в кабинет. Я почти не вижу тебя, Асен…

— Еще немного, — улыбнулся он, — потом уже все пойдет хорошо. Мы будем счастливы, Мария, поверь мне.

— О, Асен, мне хотелось бы как-нибудь тебе помочь. А ты даже не выслушал меня. Я ходила…

— Оставь сейчас, пожалуйста, — улыбнулся Белинов, на этот раз поцеловав жену в губы. — После мне скажешь, хорошо? Сейчас я должен уходить — несколько новых опытов, весьма ценных, меня занимают. А, может быть, тебе нужны деньги? — виновато усмехаясь, неожиданно спросил он.

— Иди себе, Асен, ничего мне не нужно, кроме… — она взглянула на него со своей странной улыбкой.

Белинов неспокойно пошевелил плечами, и лоб его покраснел.

— Кроме? — спросил он шепотом.

— Ничего, ничего, Асен, работай спокойно, — и улыбнувшись ему своей чарующей улыбкой, она вдруг наклонилась и поцеловала его руку.

Идя в университет, Белинов думал о некоторых странностях жены. Словно прогоняя тревожащие его мысли, он провел рукой по лбу и потер глаза. Через минуту снова всеми помыслами устремился к своей работе. Он почувствовал радостное волнение, как перед весенним пробуждением. Нечто новое, более сильное, более совершенное родится теперь из его опытов… Личность профессора Биловена отошла на задний план и не могла омрачить охватившего радостного предчувствия, наполнившего новой энергией все его существо.

Нона Белинова была смущена полуулыбками своих знакомых. Она уловила насмешливый шепот вокруг себя. Тонкой женской интуицией она понимала, что плетется какая-то интрига вокруг дела и имени ее мужа. После странного исчезновения оригинальных ампул, молчание и рассеянность Асена еще больше ее растревожили.

Казалось, он отдалялся от нее. Между ними чувствовалась какая-то отчужденность. «Женщина? — пришло однажды в голову Ноне. — О, это была бы такая нелепость…» Она старалась отогнать подобные тревожные и унизительные мысли.