Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

Человек и космоястреб целый год росли вместе, развивая связь, уникальную даже для эденистов. Фрагменты воспоминаний, основы навигации и полетные навыки, заложенные в яйцо «Иасионом», стали их общим наследием. Всю последующую жизнь каждый из них будет знать, где находится другой, а траектории полетов и прыжки станут выбираться интуитивно и сообща.

На следующий день после годовщины последнего полета «Иасиона» к птенцу космоястреба, спокойно парящему в кольце, подошел корабль «Вольсцен». Питающая сфера «Эноны» извергла аналог утробы и сопутствующие ему органы в специальную капсулу, поданную командой «Вольсцена».

Афина встретила принятую на борт капсулу в переходном шлюзе. Размер ее примерно соответствовал размеру человеческого торса, и на темной шероховатой поверхности в тех местах, куда во время краткого пребывания в космосе попала жидкость, застыли морозные узоры. В атмосфере «Вольсцена» они быстро растаяли, оставив на зеленоватом композитном полу маленькие лужицы.

Афина прислушалась к младенческому разуму, излучающему тихую радость с оттенком предвкушения. Затем она пробилась сквозь фоновый шепоток сродственной связи к обладающему слабым сознанием биотехпроцессору, контролирующему капусу, и приказала открыть ее.

Оболочка распалась на пять сегментов, словно созревший фрукт; на пол вытекло еще немного густой слизи. В центре показался мешочек молочного цвета, соединенный с органами широкими пульсирующими трубками. Младенец, видневшийся в нем неясной тенью, забеспокоился, попав под непривычный свет. В следующее мгновение на пол с плеском вытекли околоплодные воды, мягкая оболочка обвисла, а затем пленка отслоилась.

— С ней все в порядке? — Встревоженный тон «Эноны» заставил Афину представить десятилетнего ребенка с широко раскрытыми от удивления глазами.

— Все просто прекрасно, —ласково ответил Синон.

Сиринга улыбнулась выжидательно уставившимся на нее лицам взрослых и взбрыкнула ножками.

Афина не могла не улыбнуться очаровательному младенцу в ответ. Насколько же этот путь легче, подумала она. Годовалый малыш гораздо лучше перенесет перемещение; и при этом никакой боли, никакой крови, как будто мы и не нужны при их появлении на свет.

— Дыши, —сказала она малышке.

Сиринга собрала во рту оставшуюся слизь и выплюнула ее на пол. Посредством полностью открытой сродственой связи Афина ощутила, как прохладный воздух наполняет легкие девочки. Это было странно и неудобно, и яркие огни и краски пугали после нежных сновидений о кольцах, к которым она привыкла. Сиринга заплакала.

Афина стала мысленно и вслух убаюкивать ребенка, а тем временем отсоединила от ее пупка питающую трубку и освободила ее от скользких остатков оболочки. Синон, излучая гордость и заботу, вертелся вокруг с полотенцем в руках, чтобы вытереть девчушку. Люди из экипажа «Вольсцена» принялись убирать лужицы выплеснувшейся жидкости, чтобы выбросить все это потом из шлюза. Афина, покачивая девочку на руках, прошла по коридору в салон, временно превращенный в детскую.

— Она голодна, —подсказала «Энона». Ее мысль отчетливо отозвалась и в сознании Сиринги.

— Перестань суетиться, —посоветовала ей Афина. — Мы покормим ее, как только оденем. И нам предстоит забрать еще шестерых младенцев. Ей придется научиться соблюдать очередь.

Сиринга испустила протяжный протестующий вопль.

— Э, да ты обещаешь стать беспокойной малышкой, не так ли?

Именно такой она и стала, как, впрочем, и все девять ее братьев и сестер. Афина поселилась в доме круглой формы, состоящем из одноэтажного кольца комнат, окружающих центральный двор. Стены были выращены из полипа, а крышей служил цельный выгнутый лист композита, который по желанию делался прозрачным. Дом построили по проекту одного отставного капитана две сотни лет назад, когда в моде были изогнутые детали и арки, так что в здании не нашлось бы ни одной плоской поверхности.

Долина, где стоял дом, была типичной для Ромула: холмистые склоны, пышная тропическая растительность и ручей, питающий цепочку озер. Между ветвями старых, увитых лианами деревьев порхали маленькие разноцветные птички, и воздух был напоен ароматами цветочных гроздьев. Это место напоминало райские кущи или, по меньшей мере, волшебные пейзажи лесов Амазонки доиндустриального периода, но, как и во всех биотопах эденистов, каждый квадратный сантиметр площади был тщательно спланирован и ухожен.

Сиринга вместе со своими братьями и сестрами быстро исследовала все окрестности, как только научилась ходить. Под наблюдением биотопа, непрерывно следившего за всем происходящим, здесь ничто не угрожало ни детям, ни взрослым. У Афины и Синона, конечно, имелись помощники — как люди, работающие в яслях, так и домошимпы — сервиторы, биотехслуги, выведенные из обезьян. Но даже при этом работа отнимала много сил.

Сиринга подрастала, и скоро стало очевидно, что она унаследовала от матери темно-рыжие волосы и восточного типа глаза цвета нефрита, от отца же взяла рост и осанку. Но ни один из родителей не хотел брать на себя ответственность за ее импульсивность. Синон изо всех сил старался никак не выделять дочь среди других детей, но очень скоро вся стайка — к всеобщему удовольствию — поняла, что он не может ни отказать ей, ни долго на нее сердиться.

В пять лет Сиринга начала слышать во сне тихий шепоток. Но это была не «Энона», а Ромул, ответственный за ее образование. Сознание биотопа стало учителем, направляющим поток информации в ее спящий разум; процесс был интерактивным, что позволяло биотопу незаметно проверять ее знания и повторять все, что не усвоилось с первого раза. Она узнала разницу между эденистами и адамистами — людьми, имеющими ген сродственной связи, и теми, у кого он отсутствовал, то есть «оригиналами», чья ДНК была модифицирована, но не расширена. Поток знаний пробудил не менее интенсивную любознательность. Ромул ничего не имел против, он с бесконечным терпением заботился о любом из полумиллиона своих обитателей.

— Это различие кажется мне большой глупостью, —призналась как-то Сиринга «Эноне», уже лежа в кровати перед сном. — Все адамисты, если бы только захотели, могли бы собладать сродственной связью. Как, наверное, ужасно чувствовать такое одиночество в мыслях. Я бы не могла жить без тебя.

— Если люди чего-то не хотят, не надо их к этому принуждать, —ответила «Энона».

Затем они некоторое время любовались видами колец. Тем вечером «Энона» летела высоко над дневной стороной шафранно-желтого газового гиганта; его громада, видимая на две трети, маячила сквозь пелену дрейфующих частиц — это зрелище всегда приводило Сирингу в восторг. Иногда она чуть ли не целую ночь смотрела на ведущие бесконечную войну армии туч.