Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

— Глупец, — бросила она. — Не сродственная связь соединяет нас, а любовь.

— Мы тоже будем любить «Энону», — раздался у нее в ушах мелодичный хор.

Она ничем не выдала своего удивления.

— Но «Энона» никогда не полюбит вас.

— Со временем все становится возможным, — пропел колдовской хор. — Разве мы не дождались своего?

— Никогда, — повторила она.

Толстые лапы тролля Кинкейда плотнее сомкнулись на ее локте.

Сирингу потащили к дыбе. Она закрыла глаза. «Это иллюзия, и потому я не могу чувствовать боль. Это иллюзия, и потому я не могу чувствовать боль. Надо верить!»

Чьи-то руки, ухватив за края воротника, разорвали ткань ее рубашки. Кожу защипало от жаркого влажного воздуха.

«Это иллюзия, и потому я не могу чувствовать боль. Нет, нет, нет…»

Рубен сидел за пультом управления в рубке «Эноны» вместе с остальными членами экипажа. Два кресла оставались пустыми. И молчаливо упрекали своей пустотой.

«Надо было лететь вместе с ней, — думал Рубен. — Если бы я дал ей все, чего она хочет от жизни, может, она бы и не спешила к Мосулу».

— Рубен, мы все разделяем твою вину, —сказал Консенсус Атлантиды. — И мы, допустив высадку Латона в этом мире, совершили более тяжкий промах. Твоя вина лишь в том, что ты любишь ее.

— И подвел ее.

— Нет. Каждый из нас сам отвечает за себя. Ей это известно так же хорошо, как и тебе. Каждая личность стремится к своему счастью повсюду, где только может его найти.

— Кроме нас этой ночью не было других кораблей?

— Нет, ни одного.

Консенсус был так огромен, так исполнен мудрости, что Рубен поверил его словам. А это необходимая составляющая сущности.

— Там, внизу, она попала в беду, —сказал он. — Она напугана и одинока. Эденисты не должны оставаться в одиночестве.

— Я с ней, —откликнулась «Энона». — Она чувствует меня, хотя мы и не можем разговаривать.

— Мы делаем все, что в наших силах, —заверил его Консенсус. — Но этот мир не приспособлен для войны.

Та часть сознания Рубена, что присоединилась к Консенсусу, вдруг увидела, как Перник вспыхнул ослепительным светом — а сам Рубен сидел, пристегнутый ремнями к металлической букашке, которая, беспорядочно кувыркаясь, падала с неба.

— Сиринга! — раздался отчаянный крик «Эноны». — Сиринга. Сиринга. Сиринга.

Вопль космоястреба в сродственной связи ударил оглушительным громом в сознании всего экипажа. Рубену показалось, что он вот-вот оглохнет. Серина сидела, широко раскрыв рот и зажав руками уши, а по ее щекам текли слезы.

— «Энона», будь немного сдержаннее, —попросил Консенсус.

Но космоястреб не слышал доводов рассудка. Он ощутил боль своего капитана, ее беспомощность перед раскаленным добела металлом, жестоко вонзившимся в плоть, тогда как в ее сердце жила только любовь, их любовь. Искажающее пространство поле билось и сворачивалось в бессильной ярости, словно попавший в клетку зверь.

Ускорение вдавило Рубена в кресло, а потом резко развернуло. Его руки, не пристегнутые ремнями, стали вчетверо тяжелее, но при этом взмыли вверх. «Энона» металась из стороны в сторону, ее энергоформирующие узлы выбрасывали невероятные потоки энергии.

Тула громко кричала, прося «Энону» остановиться. По рубке летали незакрепленные мелочи: пластиковые чашки и тарелки, чья-то куртка, столовые приборы и несколько электронных плат. Сила тяжести постоянно менялась, как на американских горках. В какой-то момент они все оказались вниз головами, затем снова перевернулись, и гравитация при этом не ослабевала. Вращающаяся в воздухе плата задела Эдвина по щеке и оцарапала до крови.

Рубен мог разобрать только крики других космоястребов с орбиты Атлантиды, пытавшихся успокоить своего впавшего в неистовство собрата. Все они начали приближаться к «Эноне», надеясь объединенными полями стабилизировать ее беспорядочные броски.

И вот рубку потряс особенно сильный удар. Рубен услышал, как протестующе скрипнули переборки. Крепление одной из консолей не выдержало, в композите разбежались трещины, и пульт свесился до самой палубы. Из трещин брызнула охлаждающая жидкость и полетели искры. В этот момент Рубен на секунду потерял сознание.

Когда он очнулся, сила тяжести действовала под углом в сорок градусов к горизонтали и больше не менялась.

— Я иду. Я иду. Я иду, —пульсировал в мозгу плач «Эноны».

Рубен в ужасе подключился к наружным сенсорам космоястреба. С ускорением в два с половиной g они летели к поверхности Атлантиды. Мускулы рук и ног в ответ на самоубийственный шквал энергии, сотрясающий формирующие узлы, напряглись, превратившись в связки пылающих канатов.

Над голубоватой пеленой, застилающей горизонт, появились быстро передвигающиеся искры. Они лишь слегка задевали слой термосферы, подпрыгивая, словно плоские камешки по спокойной глади воды. Это были остальные космоястребы, еще энергичнее призывающие «Энону» остановиться. Но она не слышала ни их криков, ни властных приказов Консенсуса Атлантиды. Она неслась на помощь к своей любимой.

«Они слишком далеко, — растерянно подумал Рубен. — Они не успеют».

Консенсус ослабил контакт с Оксли, предоставив пилоту кувыркающегося флаера беспрепятственно использовать свой опыт и инстинкт, чтобы выровнять судно. Он посылал в процессор одну команду за другой, а в ответ получал лишь информацию о неисправностях. Генераторы когерентного магнитного поля отказали, база данных повреждена, термоядерный генератор теряет мощность, запасы энергии в резервных кристаллических матрицах падают с катастрофической быстротой. Таких изощренных средств электронного воздействия он еще никогда не встречал, Перник явно пытался его убить.

Оксли сосредоточился на тех нескольких каналах контроля, которые еще работали, и с их помощью замедлил вращение и сгладил кривую спуска. Неустойчивые магнитные поля, направляя ионные потоки в нужную сторону, постепенно выводили судно из штопора. Черный океан и сияющий остров уже не так часто сменяли друг друга в прицеле оптических сенсоров.

Оксли не чувствовал паники. Он вел себя как в очередном тренировочном полете на тренажере. Как будто выполнял задачу на логику и компетентность, поставленную департаментом астронавтики.

В глубине сознания он ощущал усиливающуюся тревогу, охватившую Консенсус. Призрачное изображение, возникшее на фоне картинки, передаваемой сенсорами флаера, показало ему «Энону», несущуюся прямиком к планете.

Вращение флаера прекратилось на высоте всего в один километр. Нос под опасным углом был наклонен вниз. Оксли бросил все оставшиеся резервы на его выравнивание, используя эллипсоидную форму корпуса в качестве дополнительной плоскости крыла, увеличивающего подъемную силу. Расстояние осталось его единственным шансом на спасение. Отблески звезд в черной воде быстро приближались. И никаких признаков ослабления электронной атаки.