Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

— Анастасия, — пробормотал он.

Как было бы легко сейчас воссоединиться с ней. Она ушла тридцать лет назад, но какое это имело значение по сравнению с вечностью? Он мог бы ее отыскать.

Смерть.

И после смерти.

Яростное содрогание тела и разума. Вселенная, вызывая ужас своей необъятностью, протянулась во все стороны от него. И воцарилась тишина. Тишина, которая, как он считал, возможна лишь в межгалактическом пространстве. Тишина без тепла и холода, без осязания и вкуса. Тишина, звенящая в его разуме.

Он не стал осматриваться по сторонам. Смотреть в этом шестом царстве было некуда и не на что. Но он знал, он чувствовал, что не один в этом пространстве — там находились души, о которых говорила Анастасия, когда они целую вечность назад сидели в ее шатре.

Его охватил поток эмоций, излучаемых призрачными сознаниями, настоящий шквал печали и горестных жалоб. Полный спектр ненависти, ревности, зависти, но больше всего жалости к самим себе. Души, лишенные надежды на искупление.

А снаружи был цвет, он разливался повсюду, но в то же время оставался недосягаемым. И манящим. Там ждала Вселенная, которую он бы с радостью назвал реальностью. Царство живых. Чудесное, прекрасное место, зовущая к себе материальность бытия.

Он хотел пробиться туда, найти вход. Но не было рук, и не было стен. Он хотел кричать, позвать живых на помощь. Но голоса тоже не было.

— Помогите! — возопил его разум.

Заблудшие души злобно рассмеялись. Их множество давило на него. Для Дариата не существовало понятия места, не было никакого ядра личности с защитной оболочкой. Он находился сразу повсюду, вкупе с теми, другими. И не имел возможности противиться их вторжению. С вожделением и алчностью они растаскивали его воспоминания, до последней капли высасывая содержащиеся в них эмоции. Жалкая замена бытия, но все же свежая, все еще изобилующая оттенками. Единственно доступная питательная среда, имевшаяся в этом мрачном континууме.

— Анастасия, помоги мне.

Души смаковали его сокровенные тайны, ведь именно они были насыщены самыми сильными страстями: подсматривание за женщинами через сенсорные клетки биотопа, мастурбация, безнадежная тоска по Анастасии, невыполнимые обещания, мучения похмелья, обжорство, восторг, когда он ударил дубинкой по голове Мерсина Коламбы, тепло прижавшегося к нему тела Анастасии, прикосновение ее рук. Они выпивали все и насмехались над ним, хотя и ценили за принесенные им проблески жизни.

Время. Дариат чувствовал, как оно тянется снаружи. Прошло всего несколько коротких секунд. Но здесь все было иначе. Время определялось продолжительностью воспоминаний и восприятием. Здесь время не имело значения, поскольку его мучениям не видно было конца. И не будет. Их слишком много.

Он с ужасом осознал, что придется смириться. И стать таким же, как они. Он уже жаждал ощутить тепло, прикосновение, запах. А драгоценные воспоминания были повсюду вокруг него. Стоило только потянуться к ним…

Сырая холодная спальня с дешевой мебелью. Но большего он не может себе позволить. Пока не может. Уведомление об отставке все еще лежит в кармане куртки. И вместе с ним конверт с выходным пособием, но изрядно похудевший. Только вчера днем он был намного толще. А потом он пошел в бар и занялся тем, чем занимаются все мужчины.

Дебби, сонно моргая, приподняла голову. И полились жалобы, жалобы, жалобы, пронзительные, как мяуканье загулявшей кошки. Где он был со своими никчемными приятелями? А знает ли он, который час? Сколько же он выпил? И так всегда.

И он приказал этой паскуде замолчать, поскольку был сыт по горло ее обвинениями. А когда она снова взялась за свое, ударил. Но даже это не помогло. Теперь она вопила во весь голос, так что проснулись проклятые соседи. Тогда он снова ударил ее, на этот раз сильнее.

…и он получил жалкое эхо ощущений.

— Всемогущий Анстид, помоги мне, твоему вечному слуге. Пожалей. Помоги!

Смех и снова только смех. Не в силах спастись от насмешек, он укрылся в…

Величественный храм инков, освещенный солнцем, ослепительно блестел. Здание было выше любого кафедрального собора, какой он когда-либо видел. Но создавший его народ был сокрушен мощью Испании. А сокровища в разрушенном городе превосходили все богатства королей. Завоевателей ждала райская жизнь.

На этой жаре он чувствовал себя в латах как в плавильной печи. А вокруг раны на ноге появились странные коричневые гнойные прыщи, наверное, споры из проклятых джунглей. Он уже опасался, что больше никогда не увидит берегов Испании.

…но и это не спасало. Скорбь и боль были лишь жалким подобием взрыва ощущений, который таила в себе бесконечная Вселенная снаружи.

Десять секунд. Ровно столько времени прошло с момента его смерти. А как долго пробыли здесь остальные души? И как они могут выносить…

Столетия, приносящие муки, как остановившееся сердце возлюбленной. Вечное стремление и жажда нового, а в результате лишь остывшие крохи. Но даже эти безвкусные капли лучше, чем ад, ожидающий по мере удаления от соблазнительных проблесков утраченного пристанища нашей плоти. Тех, кто удаляется от этого скудного источника, поджидает безумие и злоба. Безопаснее оставаться. Безопаснее переносить известные страдания, чем подвергаться неизвестным мукам.

…Дариат ощутил импульсы боли, терзавшей Хоргана, они вспыхивали в пустоте шестого царства, словно языки пламени, лижущие черное дерево. Они появлялись там, где, подобно псам, дерущимся за крохи сырого мяса, собралось больше всего душ.

Цвет просачивался в разрывы между измерениями и постепенно становился ярче. И заблудшие души взвыли, угрожая и соблазняя Хоргана, уговаривая его сдаться. Женские особи сулили ему бесконечные наслаждения, а мужские грозили вечными муками.

Кьера, Росс, Энид и Клаус объединили свои усилия, и в разрывы проскакивали все более ощутимые порции боли.

— Он мой, — вызывающе заявил Дариат. — Он предназначен мне. Он принадлежит мне.

— Нет, мне.

— Мне.

— Мне.

— Мне, — взвыл целый хор.

— Кьера, Росс, помогите мне. Вытащите меня отсюда.

Дариат понимал, что больше не может здесь оставаться. Холодная тихая темнота звала его прочь от Вселенной живых. Туда, куда ушла Анастасия, туда, где они снова встретятся. Задерживаться здесь, цепляясь за эхо давнишних воспоминаний, — настоящее безумие. У Анастасии хватило смелости идти дальше. Он мог бы последовать тем же путем, хоть и не был достоин.

— Умоляю, прекратите это! — закричал Хорган. — Спасите меня!

Пустота, где был заключен Дариат, начала деформироваться. Появилась узкая длинная воронка, напоминающая смерч, протянувшийся в бездонные глубины к центру газового гиганта. Души столпились вокруг, стремясь попасть внутрь. Дариат был одним из них, и его сильно прижало к…