Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

— Так значит, доктор все это написал? — спросил себя Деннисон в изумлении и восхищении. — А я-то еще думал, что я порядочный писатель с моим десятком брошюр по невропатии. Но это… Эй, привет, какого дьявола?

На краю полки, совершенно не на месте, стоял толстый черный том с любопытным корешком. Даже при теперешнем тусклом освещении от настольной лампы Деннисон в один миг заметил, что надпись на корешке сделана шифром, тем самым, который он обнаружил на металлических табличках с гробов. Один этот факт распалил любопытство вне всяких пределов. Американец в нетерпении схватил том и быстро вернулся с ним к столу. Не тратя времени даже на то, чтобы сесть, он распахнул книгу. «О, Небеса!» — воскликнул он, листая страницы. И было чему удивляться. Книга, потрепанная за множество лет службы хозяину, не содержала ни одного печатного слова, но вместо этого обильные записи, которые тщательно велись и всегда индексировались, сделанные теми же самыми загадочными и непостижимыми знаками.

— Гм, чем дальше в лес, тем больше дров! — пробурчал гость, лицо его стало суровым и напряженным. — Но какого дьявола все это значит?

Сокрушенный и встревоженный, испытывающий возврат знакомого уже непонятно чем вызванного страха, побуждавшего бежать, пока еще есть время, он сел в одно из кресел и положил книгу прямо перед собой в свет лампы. Но, хотя он изучал ее добрую долю часа, это ни к чему не привело. Даты были явно выведены по-французски и начинались с 11 сентября 1839 г. Цифры были в изобилии рассеяны по тексту, и среди них Деннисон распознал те, которые, безусловно, походили на того или иного рода антропометрические данные. Но, помимо этого, он не почерпнул ничего. Страница за страницей продолжалось то же самой с одуряющей монотонностью. Разве что самые разные даты и заметно варьирующийся цвет чернил. Записи содержали множество греческих букв, но, хотя Деннисон их разбирал и пытался прочесть на любом языке, о котором имел хоть какое-то представление, а именно, на восьми или девяти, он ничего не добился.

— А, будь оно проклято! — вскричал он во внезапной ярости и метнул книгу на стол. Черная обложка с хлопком раскрылась от удара. И вдруг обнаружилась щель у края форзаца.

— Ну и дела! — поразился он. И поддел пальцем. К полной своей неожиданности, он нашел карман в обложке, который, если бы не удар книжки о стол, скорее всего, ускользнул бы от его внимания. Миг спустя он извлек оттуда широкий и тонкий конверт. Рукой, дрожащей от странного предчувствия, что ему предстоит открытие крайней важности, он открыл конверт. Но когда он разложил содержимое на столе перед собой, его лицо передернулось в отвращении. Уже готовый вернуть все это обратно в конверт, он вдруг подумал, что следует, наверное, прочесть кое-что на выбор. И немедленно начал читать. То были вырезки из самых разных газет. Одни на испанском, другие на итальянском, а также на английском, французском, немецком. Две, как казалось, даже на шведском, хотя в этом доктор не мог быть уверен, они вполне могли быть норвежскими или датскими, он в таких тонкостях не разбирался. Была тут вырезка из гонконгской «Хералд» и из афинской «Эллас». И россыпь заметок из таких разрозненных уголков Земли, как Либерия и Гавайи, Москва и Кейптаун, Сан-Франциско и Петропавловск. Как громом пораженный Деннисон сидел, озирая загадочную коллекцию. Медленно прошелся по ней.

— Да, — сказал он, они подобраны по датам. А именно, ну-ка, с 1887 г. до… гм, эта последняя из Райвааджи всего двухмесячной давности. И что? Все они, — ох, страсти-мордасти — Везде речь об исчезновении человека! — Он быстро пробежался по заголовкам. Глаза его расширились от изумления и страха. — Да-да, — добавил он. — Везде. Пропавшие без вести. Мужчины, женщины, дети. Пропал, исчез, больше не видели, не слышали. Что бы это значило? — И, полувстав с кресла, стиснув оба кулака, он вытаращился на бумажки, не глядя, как если бы ожидал, что палач эпохи Борджиа с секирой в руке встанет, вызывая его, у входа на лестницу, ведущую в главный вестибюль над кабинетом. Но нет, ничего не случилось. Старомодные позолоченные бронзовые часы на каминной полке тикали ровно и мирно. Огонь потрескивал и шипел, излучая душистое тепло в уютную комнату. Спокойно горела настольная лампа. В туманных краях за желтым кругом света, падавшим от лампы на вырезки и на книгу, Деннисон видел ряды ученых трактатов, исследований и памфлетов.

«Я помешался или в своем уме? — спросил себя он, впав в изрядную дрожь. — Да что за дурацкую паутину из подозрений и ужасов я плету? О, Небо, так я рехнулся?»

Ненадолго он оставил вырезки, закурил новую сигару с помощью обрывка бумаги, подожженного от пламени камина, и несколько минут расхаживал по плиткам пола. И думал, сжав руки за спиной и склонив голову. Затем, все еще с озадаченным и загнанным взглядом, но с более спокойным пульсом, он вернулся к столу. Сел и свыше часа усердно занимался составлением кратких заметок по всем вырезкам. Сделав это, аккуратно убрал заметки в свою книжечку, и вместе с ней положил в карман металлические таблички. А вырезки, сохранив порядок расположения, вернул в конверт, который опять сунул в потайной карман в обложке загадочной книги. А саму ее вернул на полку, на то место, где и нашел. Он чувствовал уверенность, что не оставил никаких следов своего небезопасного расследования. Десятью ударами часы напомнили ему, что становится поздно.

— Что же, — сказал он себе, — я, кажется, установил, что Иль Веккьо в течение ряда лет проявлял большой интерес к загадочным исчезновениям людей всякого возраста и роду-племени. И, пожалуй, фонарик и отвертка помогут мне найти кое-что любопытное там внизу. — Он рассыпал на ночь огонь в камине, погасил лампу и пошел в свою комнату.

Несколько минут спустя, захватив инструменты и оставив комнату во тьме, чтобы даже ломбардец, если он вдруг все-таки не спит давным-давно, решил, что гость в постели, Деннисон бесшумно спустился по трельяжу, как ночью накануне. Осторожно, безмолвно, как призрак, он добрался до террасы на выдающемся выступе вулканической скалы. Алоэ, пальмы и тутовые деревья, казалось, надежно скрывали его от любого бдительного взгляда. Он поблагодарил своих небесных покровителей, что нет луны. Если бы не дивные большеглазые полутропические звезды над морем, ночь была бы черным-черна.

Он помедлил с минуту, наблюдая за дальним маяком Ле Сен Мари, вслушиваясь в ласковые накаты и откаты прибоя в одной пятой мили внизу. Затем, в благоговении перед величием ночи, но при этом повергнутый в жуть страстью сделать открытие, столь сильной, что она изгнала все иные желания, он двинулся по узкой тропке к зарослям сумака.

Полчаса отчаянных и тяжких усилий при мерцающем свете маленького электрического фонарика, полчаса рискованного и устрашающего движения вниз по узкому разбитому спуску на скальном откосе, и вот он, потный и едва дышащий, в тупике, где когда-то отыскал маленькую дверь. Хотя было темно, и вдвойне темно из-за скрывающих дверцу кустов, он узнал это место. «Теперь на лестницу, — шепнул себе он, и сердце у него страстно заколотилось. Он направил луч фонарика на то место, где собирался войти. И вдруг, словно увидел привидение, застыл, лишившись дара речи и дрожа, все явственней испытывая дурноту.