Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

— Хорошо, дядя. Но подожди, пожалуйста, минуту. Я хочу сорвать этот цветок, видишь? Большой, красный, вон там.

Иль Веккьо отпустил его руку и принялся наблюдать, как малыш движется к середине поляны. Но, к его удивлению, Тотор не стал срывать цветок. Вместо этого он достал из колчана стрелу и приладил на тетиву. Иль Веккьо показалось, будто блеснул металл. Неясное удивление наполнило его мозг, сознание словно онемело от чего-то неведомого и безымянного, от предчувствия некоего невозможного, невероятного события.

— Тотор, вернись! — сурово позвал он. — Вернись сию же минуту!

Вместо ответа малыш круто развернулся к нему на расстоянии около пятнадцати ярдов. Поднялся лук. Иль Веккьо расширенными в приступе внезапного страха глазами увидел нацеленную на него стрелу с острым стальным наконечником.

— Тотор! — прокричал он, делая шаг вперед. И с угрозой поднял кулак.

— Дорогой дядя, примите со всей моей признательностью! — выкрикнул мальчик неестественным пронзительным голосом. А затем, прежде чем Иль Веккьо удалось пошевелиться, выйдя из оцепенения, отвел руку. Натянулась тетива. Дзынь. Стрела понеслась вперед, точно мелькнуло пятнышко света. Иль Веккьо взмахнул руками. Его неистовый вопль поглотили бульканье и хрип. Сталь поразила его прямо в горло, и кровь хлынула вниз на одежду, густая малиновая пена выступила на губах и запятнала бороду патриарха — следствие смертельной раны. Хватая руками воздух, старик попятился. Под руку попался сосновый ствол, держась за него, старик оперся спиной и выпрямился, он силился что-то сказать, но тщетно, голос не слушался, так и не прозвучала ни пустая угроза, ни мольба.

А Деннисон спокойно и уверенно достал новую стрелу из колчана и опять наложил ее на ременную тетиву.

— Думаю, — произнес он, — что вы последний раз солгали мне, дорогой дядя. Честно говоря, я прекрасно знаю, кто я. Меня зовут Гренвилл Деннисон, я доктор медицины, и любое событие с тех пор, как я прибыл сюда, четко зафиксировано в моей памяти. А дальше позвольте мне сказать, что вы ошибались, когда говорили, что здесь не конец мира. Конец. Для вас. И это его сейчас ускорит.

Опять гудение и скорый полет стрелы.

Бессловесный стон сорвался с губ старика. Он осел, его спину по-прежнему поддерживал ствол большой сосны. Широкополая соломенная шляпа свалилась. Стрела глубоко вошла ему в правое плечо. Ярко оперенный хвост дрожал на солнце.

— Да, хороший выстрел. Я целился в вырез на твоем лацкане, — невозмутимо заметил Деннисон. — С такого расстояния я просто не мог промахнуться. Мне нравится наблюдать результаты. Как и тебе. У меня тоже научный склад ума. Ты наблюдал мои симптомы. Теперь я твои. Все честно. А вот еще!

Третья стрела поразила умирающего в грудь слева. Он воспротивился на миг и попытался двинуться к Деннисону. Но еще один выстрел, задев ему череп, оглушил и опрокинул его в высокие закивавшие травы.

— Четыре, — произнес Деннисон. — Осталось восемь стрел, не так ли? — Голос его стал совсем спокоен и подобен холодной натянутой проволоке. — Еще восемь, если ты столько протянешь. Пожалуйста, сядь, дорогой дядя. То, как ты валяешься, не годится для такого стрелка, как я. Дрянная мишень. — И он подождал. Иль Веккьо, извиваясь, поднял руку в мольбе о милосердии. В этот миг Деннисон опять выстрелил. Рука упала, пронзенная оперенной стрелой.

— Пять. И пока ни одного промаха. Видишь, что дает долгая тренировка? Я и впрямь должен поблагодарить тебя за подарок на день рождения. Великолепный дар. Лучше не придумаешь.

Но теперь израненный ученый неподвижно, истекая кровью, лежал в траве. Деннисон в нетерпении ждал.

— Так скоро? — спросил он. — Не пойдет. Ты мучил меня шесть или семь месяцев. А я могу отплатить лишь несколькими минутами? Ну, ну, дядя, встань. Отдай мне положенное.

Ни движения. Ни признака, что жертва еще держится за жизнь. С возгласом досады Гренвилль Деннисон подошел к павшему. Толкнул его ногой. Никакого отклика. Патриарх лежал на спине, весь в красных пятнах, и с трудом, но дышал. В горле у него булькало, и короткие выдохи слетали с губ. В запавших глазах еще поблескивала жизнь, угасающая, но пока не покинувшая тело.

— Вся твоя наука и все твои невероятные знания теперь тебе не помогут. Вот ты лежишь, подобно самым невежественным крестьянам, и умираешь. Слушай, слушай меня! Ты еще в сознании, хотя и не можешь говорить! Бессловесный, беспомощный, умирающий, ты еще можешь несколько минут слушать меня и понимать.

Он помедлил, задумчиво оглядывая несчастного у своих ног, затем не спеша продолжил:

— Старик, в твоих неестественных отвратительных опытах, в твоих поисках непостижимого и запрещенного ты нарушил равно законы людские и законы природы. Убийство все эти годы было для тебя ничто. Для того, чтобы извлечь сокровеннейшие секреты жизни из их загадочного убежища и произвести свой дьявольский Алкагест, ты использовал мужчин, женщин и детей, безжалостно, просто как сырье. Их кровь и жизнь, их дыхание, вся их боль и страх были ничем для тебя, ничем, лишь множеством ингредиентов, нужных для твоего главного преступного деяния, венца всемирного бесстыдства! Ты с холодной головой вел записи своих чудовищных злодеяний. Записи! Да, я знаю, я понимаю. Хотя мне не удалось расшифровать твои хитрые иероглифы, я все-таки угадал их общий смысл. Ты сохранил истерзанные тела, пометив их этикетками и описав, точно экспонаты в музее. И держал их там, где, как ты верил в своем безумии, никто их не найдет. Но я нашел их, и я знаю. Смотри, видишь, что это, старик? — Он извлек из кармана коробочку, где так долго хранил в тайне металлические таблички, снятые с гробов в пещере. Открыл, достал их и поднес к стекленеющим глазам умирающего патриарха.

— Смотри! — вскричал он. — Твои грехи обнаружены!

Даже на пороге смерти Иль Веккьо понял. Его глаза стали более осмысленными. Он попытался подняться, и ему удалось, воззвав к оставшимся у него силам, оторвать от земли верхнюю часть корпуса. Он опирался на простреленную руку. Вторую, исступленно дрожащую, он простер в мольбе о молчании. Деннисон только улыбнулся и убрал коробочку с табличками обратно в карман.

— Как ты видишь, я знаю все, — с презрением проронил он. — И более того, я сужу тебя справедливо. Зло, которое я причинил тебе, не было злом; ты лишился плодов вампиризма и нечестивых убийств. Но если даже это и было проступком, я уже заплатил за него сполна. Заплатил невыразимым горем, капля за каплей. Итак, Веккьо, твое время истекает, пора уплатить по всем счетам, пора воздать тебе все за невероятную сумму ужасов, которые ты принес. Ты предан в мои руки. Ты превратил мое тело в тело ребенка, но мой мозг, мой интеллект изменить не смог и не смог покорить. Разве я плохо сыграл свою роль? Разве не ловко я тебя провел, дядя?