Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

Сперва он удостоверился, что динамо двигается без серьезных нарушений. И что провода присоединены как должно. Затем опять до отказа набросал угля в топку и закрыл дверцу, оставив лишь достаточную тягу, чтобы обеспечить устойчивое нагревание примерно в течение часа. Покончив с этим, он вновь полез туда, где Беатрис в нетерпении ждала в маленькой радиостанции на крыше. Он ввалился на станцию едва живой. Тяжело дышащий, с безумными глазами, простерев черные от угля руки из белизны своей медвежьей шкуры, он являл собой необычайное зрелище.

— Она пошла! — вскричал он. — Есть ток. На некоторое время порядок. А теперь — проверка.

На миг он тяжело оперся о бетонную скамью, к которой был прикреплен аппарат. День уже близился к концу. Сияние вечера начинало гаснуть у дальнего горизонта, а за стенами сгущался угрюмый пурпурный покров. При неясном свете, проникавшем в дверной проем, Беатрис разглядывала его осунувшееся бородатое лицо, потное, покрытое угольной пылью. Безобразное лицо. Но не для нее. Ибо ей оно представилось лишь маской, за которой она усматривала могучую волю, отвагу и неутомимую изобретательность непобедимого человека.

— Итак, — рассмеялся вдруг Стерн, — итак, вызываем оператора с Эйфелевой башни? — И опять в угасающем свете пристально воззрился на аппарат перед собой.

— Полагаю, машинка не подведет, — рассудил он, надевая тронутые ржавчиной наушники. Положил руку на ключ и выдал на пробу несколько первых точек и тире. Едва дыша, Беатрис наблюдала за ним, не смея задавать вопросов. В диэлектрике зеленые искорки и пляшущие огонечки затрещали и зашипели, точно живые существа, духи неведомого рода. Стерна, который опять ощутил, что прикасается к животворной силе этого мира, наполнило новое бурное ликование. И все же, как бы ни преклонялся он перед наукой, а некое благоговение перед высшей силой прибавилось к этому могучему торжеству. Странный блеск сиял в его глазах, а дыхание выходило изо рта так торопливо, словно он саму свою душу отправлял в эфир вместе со знаками азбуки Морзе. Потянулся к волномеру. Тщательно и медленно стал проверять диапазон, увеличив до пяти тысяч, а потом обратно, прочесывая эфир по всей шкале. Наружу, наружу, в сгущающуюся тьму через пустыню мертвого мира, он запускал свои огоньки в неистовой мольбе. Его лицо стало суровым и страстным.

— Есть хоть что-то? Есть ответ? — спросила Беатрис, положив руку ему на плечо. Ее рука дрожала.

Он покачал головой. Опять включил ток. Опять запустил в эфир свой крик отчаяния, надежды и мольбы. Последний зов человека к человеку, который по чистой случайности мог взять да и услышать его среди руин иных городов в иных странах. «SOS! — потрескивали зеленые огоньки. — SOS! SOS!»

Ночь окончательно вступила в свои права, пока они ждали и вслушивались, пока вместе в крохотном сооружении на крыше лежащей в руинах громады рассылали по всей земле и небесам свой призыв, но тщетно. Прошло полчаса. Инженер, мрачный как смерть, вновь и вновь выпускал в пространство цепочки огоньков.

— Ничего, — вырвалось наконец у Беатрис. — Ты уверен, что не можешь…

Она не закончила вопрос. Ибо внезапно под ними, словно из самых недр земных, послышался сдавленный, мощный, негодующий рев. Задрожала каждая гнилая балка, каждое волоконце огромного полуразрушенного здания. Кое-где стали осыпаться и оседать участки стен, испуская долгие глубокие громовые раскаты, постепенно переходящие в более прерывистые и затихающие звуки.

— Котел! — догадался Стерн. Сбросив наушники, он вскочил и схватил Беатрис. Немедленно выволок ее со станции. Она завопила, когда огромная глыба откуда-то сверху, ревя, пробила крышу, и в сопровождении более мелких камней продолжила путь вниз через бесчисленные захламленные полы с такой же легкостью, с какой пуля проходит через листы бумаги. Они потеряли равновесие и покатились. Вся крыша закачалась и затряслась, точно изъеденная льдина в весеннюю оттепель. Далеко внизу что-то прогремело, проскрежетало и наконец затихло. Оба они только того и ожидали, что все сооружение разлетится, словно карточный домик, и станет грудой обломков, под которой они окажутся погребены. Но, хотя башня качалась и содрогалась, точно при землетрясении, она выдержала. Стерн обхватил Беатрис рукой.

— Смелее, — велел он. — Наберитесь мужества. Ну же! Ну!

Скрежет и гул летящих вниз камней и кусков стен прекратился, успокоилось и эхо. Стремительно взлетевшее вверх облако пара и дыма расползлось за краем крыши и пропало в густой ночи, наполненной резким северным ветром.

— Пожар? — предположила Беатрис.

— Нет. Там нечему гореть. Но идем, идем. Надо выбираться. Здесь больше нечего делать. Конец. Оставаться здесь теперь слишком большой риск.

Молчаливые и подавленные, они осторожно покинули поврежденную крышу. Им теперь много где приходилось двигаться в обход, дабы избегать вновь образовавшихся проломов и провалов.

Для Стерна это происшествие было особенно горестным. После почти двух недель изнурительного труда такая неудача просто с ума сводила.

— Взгляните! — внезапно воскликнул инженер, указывая под ноги. Огромная черная пропасть разверзлась перед ними, злобная пасть в сорок футов длиной и десять-двенадцать шириной с угрожающе иззубренным краем, еще шаг, и сорвешься в бездну.

Стерн уставился на нее, озадаченный, но миг спустя воззрился вверх, в ночную темноту.

— Понятно, — сказал он. — Одна из полутонных стрелок больших часов там наверху не выдержала и свалилась, только и всего. Хотя для нас это, пожалуй, слишком. А если бы мы или наше жилище как раз были прямо внизу? То-то вышел бы номер, а?

Они обогнули провал и приблизились к стене башни. Стерн подобрал примитивную лестницу, которая свалилась со своего места, и опять приставил к окну, из которого они сюда попали. Но как только Беатрис поставила ногу на первую перекладину, раздался ее крик. Стерн почувствовал, как дрожит ее рука у него на плече.

— Что такое? — удивился он.

— Смотри! Смотри!

Замерев в изумлении и страхе, она указывала далеко на запад в сторону Гудзона. Взгляд Стерна проследил за ее рукой. Стерн тоже чуть не закричал, но лишь пробормотал, запинаясь, нечто несвязное.

Там, невероятно далеко, крохотные, но вполне различимые, перемещались по чернильной шири вод скопления световых точек, сотни или тысячи.

СТЕРН И БЕАТРИС простояли несколько секунд близ своей лестницы, лишившись дара речи и даже возгласами неспособные выразить то смятение чувств, которое возбудило это необъяснимое явление. Но чуть погодя Беатрис с бессловесным криком упала на колени рядом с круто вздымающейся стеной башни. Она закрыла лицо ладонями, и сквозь ее пальцы заструились слезы радости.