Валерий Сабитов - Явь мира Тантры

Бородач с незвучным именем Хакан и беспрекословным авторитетом среди своих, на вопрос Ефремова улыбнулся и ответил:

— Точно так мы и думаем! С момента понимания, кто вы и зачем прибыли на планету. Присутствие Экипажа, — ведь вы так себя называете, — запустило новые процессы. Мы были готовы к переменам. Но дело непростое…

— Как вы сказали? — уточнил Ефремов, — Зачем же экипаж прибыл на Анахату?

К Бородачу присоединился абориген среднего роста, без улыбки в глазах:

— Иван, благодаря вам мы меняем стратегию поведения. И, соответственно, пересматриваем тактику предстоящих действий. До этих революционных дней мы занимались плавным и скрытым захватом узловых точек материка и проникновением во власть. Внедряли своих людей, вербовали склонных. Некоторые смогли переформатировать сознание с нашей помощью. Многое сделано, но мы как бы застыли. Постоянно на полпути к цели…

Низко, почти над головами, пролетела стайка маленьких птиц, похожих на попугаев. В воздухе пахло свежей речной мятой. Ефремов несколько раз глубоко вдохнул, и только потом сказал:

— Они независимы от зомбирования? Но ведь жить им приходится там. Создавать семьи, включаться в общие дела. Обратное влияние! И на моей планете действовали таким образом. И земные, простые привязанности погубили многих, в том числе весьма достойных. Особенно — привязанность к женщине. Потенциал этих людей так и не раскрылся.

Бородач снова улыбнулся, и так располагающе, что улыбку повторили все рядом.

— А как ты считаешь, Иван, сам ты на Земле раскрылся? Проявил свой потенциал?

Ефремов смутился, потёр ладонью лоб, усмехнулся. Вопрос жёсткий. И отвечать надо прямо. И он сказал откровенно:

— Наверное, нет… На болезни всё не спишешь. Да, брат, ты прав. Я, пока летел сюда, обнаружил в себе много слабых мест. На Земле такое было бы невозможно. И, думаю, именно эти слабые места стали точками, исходной позицией моего возрождения. Это имеет значение для вас?

— Для нас имеет значение откровенность. Да, и мы больны пороками большого мира за границей нашей Долины. В какой-то мере. Но мы его не копируем!

Беседа увлекла Ефремова.

— Там, — он махнул рукой на горы, — Даже труд, не только быт, однообразен. Одно и то же. Скучно. Поклонение, стремлений нет. Психика костенеет. Хотите маленькое земное наблюдение?

Кругом них собралось уже человек пятьдесят. Одежда самая пёстрая по покрою, цвету и изношенности, но естественная. И люди все разные, непохожие, неповторимые. Ефремов смотрел и воодушевлялся. И говорил то, что думал, без правки:

— По роду своей деятельности пришлось узнать, как живут люди разных профессий. Род занятий имеет значение. У вас есть, — в том мире, — бухгалтеры? Учёт так или иначе нужен.

Получив утвердительный ответ, он продолжил:

— Так вот… За годы они разучились видеть буквы. Их мир стал миром цифры. Они не читают, а только считают. Живые роботы! И я удивлён — не только этими горами, но тем, что и здесь нет книг. Их никогда не было?

Наступило затишье. Люди перешёптывались, посматривая на задающего странные вопросы пришельца. И когда вперёд вышла она, Ефремов дрогнул. Азхара взяла Нура за руку и сжала его пальцы. Он согласился: да, пришёл момент истины для всех присутствующих. Но в первую очередь для Ивана Антоновича. И весь экипаж застыл в ожидании.

Голос женщины Анахаты… И на самом деле — неземное очарование:

Она замолчала, не отводя глаз от Ефремова. «Она процитировала поэта Николая Гумилёва, — передал Нур Азхаре, — Выбрала эти строки из всех, известных ей от Ефремова. А откуда же ещё? Когда он успел?! Чем ответит? Для них двоих сейчас нас не существует, они наедине!». Иван Антонович смотрел на неё повлажневшими глазами. Прошла долгая минута тишины, прежде чем он произнёс негромко стихи Константина Бальмонта:

И общая тишина продолжилась. Нур в который раз восхитился Ефремовым: у него хватило воли справиться со своим чувством! Но свою новую любовь он не отринул. Как он найдёт баланс между столь яркими противоположностями в себе? Кто в силах помочь ему в столь трудном деле? Азхара крепче сжала пальцами его руку и произнесла так же негромко, как Ефремов:

— В известном на планете Земля романе героиня его продекламировала стихи любимого Иваном Антоновичем поэта Максимилиана Волошина. Послушайте…

Нур не знал, как оценить поступок Азхары. Ясно — представление Ефремова о любимой женщине никуда не делось за время странствий среди звёзд. И теперь оно воплотилось в его избраннице на Анахате! Наверняка это так. А также без сомнения — Азхара на стороне Ефремова. Она его поддержала. И дала понять, что очаровательная анахатиянка обязана всегда помнить: её роль в судьбе Ефремова не первична. Вот и расставлены приоритеты. По-женски, но — скорее всего — справедливо. Вот и Иван Антонович понял это — на глазах его проступили слёзы.

Но всё же удача — на его стороне, сказал себе Нур, наблюдая за женщиной чужого мира. Как она изящно себя держит! Ведь смысл слов волошинских, озвученных Азхарой, достиг её сознания.

— Земная поэзия родная и для нас, — сказала она, с улыбкой взглянув на Азхару, — Она несёт в себе музыку. Своя, единственная мелодия в каждом стихе… Своя симфония у каждого поэта… Спасибо вам…

Она отвела взгляд от Азхары и прикоснулась им ко всем «пришельцам». Она старалась выглядеть серьёзной, но иное настроение смотрело из глаз. Ведь личное для женщины любого мира превыше чего-то иного, пусть даже межпланетного.

Ефремов глубоко вздохнул воздух, пропитанный новым очарованием. Эта женщина удивил его новой стороной. Она живёт в ритме Вселенной, она нашла свою гармонию среди множества волн и волнений. И сказал негромко, только для неё:

— Конечно! Всё, что делается вне стремления к гармонии — ухищрения, безвкусица. Чередование сладкого и горького, оно предусмотрено для каждого…

И, подняв правую руку, обратился жителям Долины, которых собралось уже несколько сотен:

— Простите меня! Я воспринимал вас как землян, как… И неправильно оценивал. У вас во многом иная мера, мне придётся учиться. Если вы позволите и примете меня в свой круг.

И снова тишина, которую прервал Бородач:

— Всё-таки мы отличаемся… В чём? Если в основе, то нет и предпосылок единства, братства. Но мы думаем, наше с вами сознание из одной субстанции. Мы довольны тем, что имеем, у нас нет зависти. Тебя, Иван, не шокирует отсутствие здесь этого земного качества? Да, мы тоже успели кое-что узнать о вас. И прежде всего о землянах. Айлы не поддаются анализу. Фаэты и гайяне не так близки к нам, как земляне. Мы тоже когда-то строили разные модели сознания. Физическую, химическую, нейронно-кибернетическую и голографическую. Пока не осознали, что сознание — проявление недоступного, опосредованного материальной оболочкой. А иметь дело с оболочкой — загонять себя в тупик. Весь вопрос в том, кто хозяин в этом доме…