Валерий Сабитов - Миражи мира Яви

Но прежде согласился на поддержание постоянной связи с Нуром. Возможности айлов он уже воспринимал как естественные, природные, а не магически-потусторонние.

К возвращению Ефремова из «хождения в народ» Вёльв приготовил сюрприз. На побережье прибыли все двенадцать его братьев, испытавших на Земле заключение внутри хрустальных черепов. Ефремов пожал каждому руку, уже не воспринимая болезненно факт, что большинство обитателей Станны превышают его ростом, комплекцией и силой. Но не только голосом, мимикой он выражал разочарование:

— Планету вовсе не интересует присутствие инопланетян. Странно это. У нас бы ажиотаж поднялся. У вас каждый день пришельцы?

Тринадцать во главе с Вёльвом молча обменивались информацией переменой цвета лиц.

— Мы, тринадцать, — сказал после паузы Вёльв, — имеем привилегию отсоединяться от общего, планетного поля информации. По желанию. Как сейчас. Говори, Ефремов.

— Я посетил два десятка жилищ, беседовал со многими на улицах. Вы утверждаете психическое единство вашего человечества. Но я увидел иное, — семейный индивидуализм. Он есть и на Земле, но далеко не в такой степени. У вас действует свой моральный кодекс?

Слова его вызвали улыбки всех тринадцати. Ответил Вёльв:

— Да и нет. Кодексы насаждаются. А у нас — потребность. Нравственная. И в основе — духовная. Потому что выделен приоритетный слой знания. У нас ни конфессий, ни трактовок, ни нововведений. Строгое следование Букве в Духе. Нур и его оперативный отряд нас поймут. Шойля на нашей планете и быть не может.

Ефремов решил не вступать в далёкую для себя тему и повернул разговор. Выводы, сделанные от знакомства с народом Станны, он не считал окончательными.

— Я смотрел и задавал простые вопросы. Я видел всюду, — пусть и чуждую мне, — красоту. И впервые предположил, что красота — не критерий определения истины. А ведь был убеждён в этом всю жизнь. Здесь переворачивается всё моё сознание. У каждого — своя просторная комната. Не имеет значения, из дерева она или из кристалла. Семейных кроватей нет. Правильно, это нонсенс. И никаких усадеб с пристройками-мастерскими. Вы сделали множество центров для труда. В которых можно и уединиться. Но всё-таки главная ячейка общества у вас — семья. Как мне сообщили, после той катастрофы не было ни одного сбоя. Верность, — и никаких разводов. А живёте вы удивительно долго. Отец или другой глава семьи планирует замужество дочери. Или как оно называется… Отец жениха устанавливает размер того, что у нас называется выкуп. Почти абсолютная патрилинейность! Как в таких условиях каждый ощущает себя прежде всего единицей общепланетного социума, не понимаю. Вы — гайяне!!!

— Так было не всегда, — спокойно, без перемены цвета лица, отвечал Вёльв, — До Великого Испытания у нас распространилась фахиша, — мерзость. Никаких норм, распутство… Мы, тринадцать, знаем Землю и Илу-Аджалу. Нам известны и другие миры. Поблизости в Галактике нет ничего соответствующего нам, обитателям Станны. Но всё же Ефремов прав. Мы действительно Гайяне. Гайя — дом и семья — принцип и основа нашей жизни.

— Но между Землёй и Гайяной — позволь нам так называть вашу планету, — сказал Эрвин, — очень много общего. И — как показала ситуация — единая судьба. Угроза Земле или Иле-Аджале, это ведь и ваша опасность. Не так ли?

На лицах тринадцати выразилась целая гамма цветов-чувств. Отвечал Вёльв:

— Да, цель вашего прибытия — заключить союз против общей угрозы. Опасности внешней, исходящей, по-вашему, с одной из планет звезды Сириус, близкой к нам. Там теперь — одна планета. В моём мире две. Мы, тринадцать, поддерживаем… Но наш мир настаивает на предварительной разведке. И переоценке соотношения плюсов и минусов. Требуется ведь исследовать не только Сириус, но и Мешок Пустоты, рядом с которым вы прошли на удивительном Живом Корабле. Ведь вы с чем-то соприкоснулись? Или — с кем-то. Здесь нужна ясность.

Экипаж собрался в Ананде. Отдохнуть от избытка великолепия, обменяться впечатлениями и снизить уровень психологического напряжения. Внутри всё по-прежнему. Только вот Чёрный кристалл перекочевал в Лампу. Фиргун держит его в руках и крутит, увлечённый игрой искорок-звёздочек. Настолько занят, что не замечает вернувшихся.

Леда впервые не стремится сразу к саркофагу. Ананда накрыл стол, уставив его рыбными и мясными блюдами. Но аппетит только у двоих — Демьяна и Ефремова. Подождав, пока они насытятся, Нур задал вопрос:

— Иван Антонович, ваше впечатление от цивилизации гайян отнюдь не высокое. Скажете, почему?

Ефремов отложил салфетку, оглядел стол и сказал:

— Прежде всего — здесь не знают гостеприимства. Я захожу в кристалл-дом, и никто не обращает на меня внимания. Ничего не предлагают: ни глотка воды, ни присесть. Надо просить. Попросил — сразу выполнят. Второе, что поразило — никакого искусства, кроме музыки. А она такая, что… Ни скульптур, ни картин. Никаких изображений ни в парках, ни в домах. Архитектура — модернизированные кристаллы.

— И что? — отреагировал Эрвин, с сожалением посмотрев на опустевший стол, — Имеют право. Нас они, возможно, воспринимают как дикарей.

— Точно! — поддержал его довольный полноценным обедом Демьян, — Мы — дикари, которые никак не оторвутся от варварского самопроявления и самоутверждения. Нам ведь неизвестно, есть ли общие законы развития человеческих цивилизаций. И каковы они.

— Но разум вне вдохновения разве живёт? — отозвался Ефремов, — Из чего они его черпают? И куда оно, вдохновение, воплощается? Ведь я видел: они внутри горят, словно все — мастера-художники! Будто внутри каждого свой музей. Великая для меня загадка. Настолько иной разум, что мы его не видим как следует, не проникли? А тринадцать вместе с Вёльвом — барьер или прикрытие. У них ни царя, ни императора, ни президента. Ни одного маленького вожачка не встретил.

Эрвин рассмеялся:

— Что, нет под звёздами коммунизма, да? Ни тебе общих праздников под знамёнами, ни торжеств с гимнами. Тебя и это печалит, Ефремов?

— Я имею право на непонимание, но не на осуждение. Присутствовал при обряде зарождения новой семьи. Вот такой маленький диалог… Отец говорит жениху, просящему руки его дочери: «Вы будете вместе в случае, если я смогу дать имена всем её сыновьям и выдать всех её дочерей замуж». На что претендент-жених отвечает: «Нет, наши сыновья будут названы в честь наших отцов, а наши дочери будут выданы замуж за равных им, однако я поселюсь в доме твоей дочери и обещаю никогда не отказывать в её просьбе делать что-либо для её бывшей семьи». Звучало как формула, установленная в давние и забытые уже времена. Они её повторяют, не вдумываясь. Ведь после молодожёны удалились в дом жениха, и все остались довольны. Нет нужды ни в школах, ни в специальных колледжах и академиях. Как развивается наука — вопрос. Мне надо отдельно поговорить с женщинами. Без присутствия мужчин.