Валерий Сабитов - Миражи мира Яви

— Больше голосовать не буду! — твёрдо сказал Ефремов, подняв глаза на Нура, — Моих знаний недостаточно, интуиция здесь не работает. Доверяю судьбу Кораблю и Капитану.

Остальные трое из «оппозиции» оторопели. Ананда изобразил звук аплодисментов и сопроводил их ароматом близкого моря. И выразился мягко, как добрый учитель любимому ученику:

— Похвально, Иван Антонович. Но повторю: я не определяю, а лишь предлагаю сделать выбор.

— Но я — в тумане! Какой уж тут выбор. Тыкать вслепую? Мой туман — элементарное невежество. И, отсюда, — эгоизм. Оказывается, в человеке, — и в себе, — я понимаю меньше, чем в мёртвых костях. Меня по-прежнему тянет то, к чему стремился на Земле. Нужная всем и крупная работа, свой дом, женщина рядом… Перед айлами склоняются отшельники дальних миров. А я кто такой? Моя судьба — в руках Капитана Нура!

Ожидание длилось несколько минут. Трое не поддержали четвёртого. Им требуется возвращение. И, прервав странно громкий шелест перелистываемой Фиргуном микрокниги, Ананда объявил:

— А мы в западне, друзья-товарищи! — он воспроизвёл колокольный перезвон, — Это рында. Много рынд! Я в панике. Капитан! Принимай командование. Хотя… Что тут можно предпринять, я не знаю…

Нур, скрывая улыбку, развёл руками, показывая свою беспомощность. И негромко сказал:

— Предлагаю всем разойтись по каютам. Подумаем не спеша…

И, взяв правой рукой Ефремова за локоть, увлёк за собой. В каюте их ожидал накрытый столик. Вино, конфеты… Иван Антонович только скользнул по ним хмурым взглядом. Но присел следом за Нуром, сцепив руки на коленях.

— Хочешь заглянуть в мир своей Земли после себя? — без предисловия спросил Нур, — И увидеть, как оно там? Мне разрешена прямая связь через Ананду. Выбери место, время…

Ефремов прикрыл на несколько секунд глаза. И ответил без колебаний, не сомневаясь в истинности предлагаемого видения:

— Домой… В московскую квартиру…

«Домой», — отметил в себе Нур. — Он тоскует по дому… Заблудившимся среди звёзд хочется домашнего покоя. Нормальное человеческое желание».

— Хорошо. Домой. Твой день рождения через… несколько десятков лет после нашего старта с Земли.

Каюта исчезла. Они в московской квартире, среди полутора десятков оживлённых, суетящихся людей. Ефремов сразу узнает в сохранившей обаяние, деловито-сосредоточенной, полненькой седой женщине Таисию Иосифовну. Хозяйка дома обращается то к одному, то к другому гостю, приглашая к праздничному столу. С трудом оторвав от неё напряжённый взгляд, Иван Антонович находит Аллана. Седобородый, непохожий внешне на отца, тот улыбается так же легко, как и хозяйка.

Взгляд-вопрос…

— Мы можем говорить, они нас не видят и не слышат, — сказал Нур.

— Они оба старше меня! — воскликнул Ефремов, — Мой сын выглядит дедом! А квартира та же… Они устроены нормально? Ведь так, Нур?

Нур улыбнулся и кивнул. Подробности не нужны.

На стене портрет Ивана Антоновича. На книжных полках множество книг Ефремова. Они же — на письменном столе отсутствующего навсегда хозяина. Взгляд Ивана Антоновича отметил каждую.

Кресло у стола свободно. Несмотря на недостаток пространства. Маловата квартирка…

— За этим креслом я написал «Час Быка» и «Таис…». Почему его никто не занимает?

— Оно священно, Иван, — улыбнулся Нур, — Драгоценная реликвия… Думаю, достаточно…

— Кто здесь? Обычно? Я никого не узнаю.

— Бывают из Академии Наук, — Нур видит, что Ефремов не удовлетворился увиденным, — Из Палеонтологического музея. Но больше поклонников писателя, чем учёного Ефремова. Традиция долго будет соблюдаться.

Ефремов улыбается — на стене, рядом с книжными полками, диплом о присвоении астероиду имени «Ефремиана». Чуть в сторонке, тоже под стеклом, репродукции двух картин: парусник «Фермопилы» и «Фрина на празднике Посейдона в Элевзине». Он задерживает на ней взгляд дольше. От кухни доносится аппетитный запах — как сигнал к окончанию визита.

Картина растворилась в воздухе, открыв стены каюты. Нур заговорил, стараясь отметить самое необходимое:

— Тебя не забыли на Земле, Иван. Не только семья, мир помнит… И не забудут. Прежде всего писателя-фантаста. Мечтателя и думателя. Ты стал легендой. Эрвин с твоей копией хорошо поработал, он настоящий фаэт. И через полвека некоторые люди гадают, кем ты был: инопланетянином или агентом иностранной разведки. Мы с тобой земляки… Ведь, будучи в Империи, я несколько лет прожил недалеко от этой твоей квартиры. На Ленинском проспекте, рядом с универмагом «Москва». Пешком близко… Но тебя на Земле уже не было.

Он не стал говорить, что универмаг называется «Славин» — Ефремову неизвестно о переформатировании истории. Узнает позже…

Стена напротив постели уже не пустая. Все пространство занято экспозицией картины, кусочек которой они только что видели в московской квартире. Обнаженная фигура женщины — в смысловом и геометрическом центре сюжета. Сине-зелёное море подчеркивает эротическую страсть, воплощённую в женском теле.

— Твоя любимая гетера, Иван? Идеал красоты? Я слышал, она бросила вызов самой Афродите. Такое всегда плохо кончается… Подозреваю, Ананда сделал тебе подарок. Как бы на день рождения…

А сам подумал: «Эта картина — знак. Знамение! Как всё, что происходит от Роух. Многослойный смысл… И намёк на неотвратимое будущее…».

Ефремов только рукой махнул. Печаль застыла в его глазах. Нур понял: обе московские квартиры уже покинули его сердце. Что там осталось? И сказал, чтобы завершить тему:

— Знаешь… В Вырице, в известной библиотеке, действует музей имени тебя. А какой там главный экспонат! Как в сказке…

Он сделал паузу, изобразил на лице восторг и продолжил:

— В центре комнаты стоит стеклянный куб. На кубе том модель ракеты. Правда, недействующая. А под стеклом — твой походный сундук-чемодан. А в чемодане том — сапоги твои же, экспедиционные! И смотрит на них сама Туманность Андромеды. На потолке карта звёздного неба, Иван! Вот как.

— Сапоги? — с недоумением спросил Ефремов, — Они хоть чищеные? Не стыдно смотреть?

— Как новые, Иван! А памятный знак на стене дома в центре Москвы, где ты столько прожил, хочешь посмотреть?

— Нет! — громко заявил Ефремов; так свободно, в полный голос он заговорил на Корабле впервые, — Достаточно! Я благодарю тебя, айл Нур. Хороший подарок. День рождения… Ты освободил меня от тоски.

Нур внутри себя довольно улыбнулся — пожалуй, он достиг цели. Ефремов обретает нужную цельность.

— А по жизни, — продолжил он мысль, с которой начался визит, — В чём-то ты оказался прав, в чём-то ошибся… Разве в этом суть? Но в чём она, Иван Антонович?

Ефремов, коснувшись платочком глаз, разлил вино по бокалам.