Валерий Сабитов - Империя-Амаравелла

Что есть офицерская служба, не представляю. Главное сейчас — получить высшее образование на государственном обеспечении. Под крышей государства я независим от людей. Что и требуется. Из военного института можно распределиться за пределы Крайнестана.

Придется носить на одежде красные пентаграммы. Пентаграмма — не просто знак отличия, принадлежности, она управляющий символ. В Нижне-Румске встречается редко. На фасадах Дома Офицеров и Клуба Моряков, над дверью военкомата. Сквозь нее на меня смотрит невидимое Нечто, я всей кожей чувствую. Чем ближе к Центру, тем этих знаков больше. Как такое множество отразится на мне? Терпеть не хочу знаков, символов, штампов, печатей…

Более всего печалит расставание с Сашей. Отдаляюсь от заботы искренней, от защиты. Саша поступил заочно в ерофейский институт и устроился учителем истории в вечерней школе. Я на такое, да еще и в Нижне-Румске, не способен. В местном болоте Клюква меня утопит.

С переменой предназначения вернулись страхи, кошмарные сны. Самый жуткий — со свиньями. Злые глазки, хрюканье, дурной запах… Они подступают все ближе, мощные челюсти тянутся к моей плоти. А бежать некуда. Просыпаюсь мокрый и долго восстанавливаю самообладание.

Сны откуда берутся или даются? У каждого они свои. У кого-то их нет вовсе. Какой-нибудь мелкий джинн по наводке хозяина залез в мою голову? Что ему надо: чтоб я уехал или остался? Знал бы, сделал наоборот.

Тут еще магия привычки. Травяной аромат сеновала, близкие звезды, Луна… И свобода: хочу иду в школу, хочу не иду. В армии такого не будет. Жить придется внутри школы.

Перебазировал книги и тетрадки в ящик на чердаке. Каждую подержал в руках. Библиотека небольшая, но драгоценная. Ни единой бесполезной книжки. Часть подарил Саша. Что будет с ними без меня? Вдохнув книжный запах, мысленно попрощался с библиотечкой.

У деревянной пристани на сваях покачивается белый теплоход «ОМ-5» с круглыми иллюминаторами и черными шинами по бортам. Утро солнечное, толпа на пристани как праздничная клумба. С борта различаю Сашу: голова возвышается черной махровой гвоздикой среди многоцветных недоросликов.

Но тоски уже нет — я отрешился от текущей ситуации. Ее отодвинул звук. Вначале прозвучал сигнал-призыв: «О-о-о-м-м…» Дважды, протяжно и туго. Как волны, расходящиеся от тела теплохода крыльями севера и юга. Пристань с городом вписываются в историю, звуковые вибрации отражаются от застывшего неба и накрывают палубу эхом будущего. Вцепившись в крашеные поручни, слушаю голос планеты.

За бортом шумит изначальная жила Крайнестана — Рума. Зеленовато-коричневая кровь Земли закручивается водоворотами-омутами. Бакенов не видно.

В каюте намного тише: слушаю шепот, проникающий через открытый иллюминатор. Река обращается ко мне, но не сразу понимаю. Тихий голос возрождает картины-воспоминания, представляя их по-новому. Рума дотрагивается до нужных ей нейронов, и на всплески памяти накладываются несуществующие дни и ночи. Никакой логики… От сопок к воде спускается тяжелое таежное марево.

Вот, услышал! Рума заговорила голосом Саши-учителя.

— Ты ничего не знаешь, Валера… Откуда есть-пошла земля, на которой ты проживать изволишь? Так-то! А без этого как в будущее смотреть?

Рума-Саша поведала, что я из потомков Алунджи-хана. Какое красивое могучее имя, подумал я. Размножились потомки Алунджи-хана и расселились по потеплевшим северам. Так получились разные народы. Основывали они грады и веси, разрастались желаниями. И начали враждовать да воевать меж собой. Установилась братская привычка — убивать друг друга. Интересная привычка-традиция. Национальный обычай перерос в международный…

Рассказ о древней истории закончился, передо мной лицо Саши: черные подстриженные кудри, могучий лоб, прищуренные черные глаза. Сейчас они светят теплым солнцем. Крупные бледные губы разошлись в улыбке, блеснула золотая коронка. О, да он сидит у телевизора, и где-то рядом я. На цветном экране концерт народного ансамбля смешанного состава. Озвучиваются «Фаррарские хроники».

Ансамбль самозабвенно, в сопровождении древних инструментов, поет известные мне слова:

— Суриан попросили фаррары: вернитесь с господством над нами… Вместе жить-поживать, да врагов усмирять…

Саша с иронической усмешкой повернулся в мою сторону. Я замер в ожидании комментария. Но комната ушла за завесу золотистого тумана. Пришла другая картинка.

…Вот, разом наблюдаю себя в домах Паши и Юры, приютивших меня в трудные дни. Со стороны хорошо видно: обращаются со мной как со своим, родным. Ни лишних вопросов, ни обидного сочувствия. И эти добрые люди потомки Алунджи-хана. Неужели таких в мире меньшинство?

Чуть было слезы не выступили, но вот я уже на чердаке отцовского дома, у ящика с книгами. В руках одна из любимейших, «Неизбежность странного мира». Пахнуло очарованием непредсказуемых микрочастиц, для которых нет случайностей. И вспомнил — я ведь не успел вернуть в библиотеку книги, взятые незаконным путем. Ничего, приеду в отпуск, сделаю…

Рума вскрывает память легко, как отец молотком разбивал косточки абрикосов, съеденных мной однажды после болезни. Но и ей запрещено проникновение в Стертое Время. Увидеть бы маму и закрепить в памяти ее лицо, взгляд, руки… Уходя, мама не просила отца. Она сделала наказ. Она понимала, каков он, и что будущее может предложить ему и ее детям. Наверняка ей известен самый главный, верховный закон. Неисполнение наказа и нарушение обещания — отступление от закона. Заключив брак, отец узнал о наследственном нарушении психики в семье мачехи. И — не бывает у людей двух матерей.

Это Рума шепчет, сам я так думать не способен. Или не Рума говорит через воспоминания, а тот, кто выше любой реки? И выше Луны, с которой дружу лицом к лицу. В народе говорят: увидишь молодой месяц с правой стороны — к счастью. Моя Луна никогда не предстает передо мной справа или слева. Но все равно, не может она, как и звезды, править жизнью. И против Нечто бессильна.

Рума не отпустила — Институт расположился на ее берегу, почти в центре большого города Свято-Покровск. Абитуриенты живут в палатках на стадионе. Подъем в шесть, отбой в двадцать два. Утренняя зарядка, передвижение строем и все такое. И так всю жизнь? Похоже, я попал не туда…

Абитура, собранная хитрыми военкомами из разных мест Крайнестана, чувствует себя по-домашнему. Народ бодро машет руками и ногами под барабанный ритм, яростно штурмует полевую кухню, стараясь добыть бациллу покрупнее. В первый же день понял: если выпаду из общего ритма, быстренько отощаю и стану непригодным. Используя наработанные в оперотрядовский период мышцы, пробивался в час кормления к повару в белой шапочке с литровой разводягой. Повар опытен и понимает: в первом ряду люди, более других нуждающиеся в подкреплении организмов. И не скупится на мясо для них. Мой яростный напор запомнили. И, если я опаздывал к раздаче, народ расступался и освобождал путь к притягательной зелени кухонного бока.