Гораций Голд - У финишной черты

— Ну, хватит! — выкрикнул он рассерженно. Потянулся и вырвал ружье из рук Слепошара. — Теперь прыгай или исчезни! Дверь открыта!

Майор Слепошар беспомощно посмотрел на ствол, затем на землю далеко внизу.

— Мы… Мы так высоко! — заблеял он.

— Выбирай! — холодно ответил Морган, слегка взмахнув ружьем.

— Я все же предпочел бы исчезнуть! — ответил Слепошар, на глазах превращаясь в туман.

Мгновение спустя Морган сидел в кабине один.

Самолет, за которым он летел, продолжал двигаться прямым курсом.

Морган высунулся из кабины и закричал вниз:

— Эй!

И не особо удивился, поняв, что не получит ответа.

В кабине никого не было, и никто не управлял машиной.

Он последовал за самолетом на коротком расстоянии, не зная, что делать. Супернадежная система управления, конечно, не даст машине упасть, но до тех пор, пока не кончится топливо.

Он злорадно усмехнулся, представив, на что же окажутся похожи драгоценные чеки Бербанка, и подумал: а было ли в реальности стеклянное окошко на двери дома по Атлантик Плейс. И вообще, существует ли в природе тот особняк?

Дом, разумеется, существовал, но вот уже несколько лет в нем жили мистер и миссис Аарон Коэн, которые никак не могли понять, как же так получилось, что дверное окошко оказалось разбитым.

Обычно люди попадают в дома сумасшедших по решению суда или опеки, но этот парень явился сам и потребовал изолировать его, утверждая, что смертельно опасен. Мисс Нельсон, этот дракон в юбке из регистратуры, немедленно вызвала доктора Шаца, а тот, в свою очередь, прихватил меня, на всякий случай. Я — санитар в отделении для душевнобольных и, само собой, крепкий малый, к тому же немного знаю дзюдо и легко могу навесить кренделей, причем умело, так, чтобы не сильно покалечить подопечных, но и не дать им причинить вред себе или кому-нибудь другому.

Этот тип сидел возле регистратуры, согнувшись в три погибели, как будто боялся, что неосторожным движением убьет любого, кто окажется поблизости, хотя на вид казался не опаснее увядшей гвоздики. Ростом этом шибздик был не выше полутора метров, и весил не больше шестидесяти килограммов; плечи угловатые, тощие руки и ноги; черты лица слишком нежные для парня, но вот цвет его физиономии отливал синевой, примерно как моя треклятая щетина, если я вдруг забываю с утра побриться.

— Вы уже завели медкарту на этого джентльмена, мисс Нельсон? — спросил доктор Шац, прежде чем заговорить с пациентом.

Она презрительно поджала и без того надменные губы.

— Боюсь, что нет, доктор. Он… он говорит, что не расскажет о себе — для него это якобы равносильно самоубийству.

Коротышка закивал с несчастным видом.

— Но мы должны знать хотя бы ваше имя, — обратился к нему доктор Шац.

Маленький парень вдруг отполз на самый край скамейки, где съежился, весь дрожа.

— Я не могу назвать его вам! И не только свое имя — любое!

Надо отдать должное психиатрам: они порой способны даже удивляться, но никогда не показывают этого. Скажите им, что вы всегда едите суп венчиком для взбивания яиц, и они сделают вид, будто сами так поступают. Да вы и без меня это прекрасно знаете. Я тоже стараюсь вести себя невозмутимо и делаю успехи, но это было что-то новенькое, когда я увидел, как этот недомерок чуть не забился в конвульсиях. Брови мои сами собой взметнулись вверх.

Доктор Шац невозмутимо кивнул и с доброй улыбкой предложил ему пройти в свой офис, где можно будет поговорить наедине. Коротышка послушно направился к двери кабинета. Когда они закрылись там, я зашел в смежную комнату с тонкой дверью в перегородке, через которую все было прекрасно слышно, и в то же время в любую секунду можно было ворваться в кабинет, если что-нибудь пойдет не по плану. Вас, наверное, удивит, что это происходит крайне редко. Но, тем не менее, риск здесь не уместен.

— Теперь, я надеюсь, вы расскажете, что вас беспокоит, — услышал я тихий спокойный голос Шаца. — Или это тоже невозможно?

— О, это я могу, — ответил коротышка. — Я только не могу назвать вам мое… мое имя. Или ваше, если бы я его знал. Или чье-либо еще.

— Почему?

Коротышка с минуту молчал. Я слышал его сбивчивое дыхание и понял, что он пытается выдавить из себя признание.

— Когда я произношу чье-то имя три раза, — прошептал он, — человек умирает.

Доктору Шацу нельзя было отказать в выдержке.

— Понятно, — сказал он. — Это происходит только с людьми?

— Ну… — вдруг послышался характерный скрип по бетонному полу, судя по всему, коротышка поближе придвинул свой стул. — Послушайте, док, я здесь, потому что это сводит меня с ума. Если вы решаете, «того» я уже, или «не того», то у меня есть для вас убедительные доказательства.

Доктор ждал. В подобных ситуациях они всегда так: побуждают пациентов рассказать то, о чем, возможно, и не стоило бы говорить.

— Первым был Уиллард Гринвуд, — медленно выговаривая слова, напряженно произнес коротышка. — Вы должны знать его. Помощник министра в Вашингтоне. Большой человек, правда? Замечательные перспективы карьеры. Я вижу его имя в газетах. Уиллард Гринвуд! Это звучит… звучит как-то особенно впечатляюще. И я вдруг понимаю, что хочу произнести это имя. Я произношу его три раза. Просто вслух, пока разглядываю его фотографию. И что происходит?

— Гринвуд покончил с собой на прошлой неделе, — сказал доктор Шац. — У него, очевидно, временами возникали серьезные психологические проблемы.

— Да. Я не думал об этом. Совпадение, возможно. Но затем я вижу в кинохронике ту подводную лодку, которую спустили на воду несколько дней назад. «Морской нырок». Я произношу это название три раза подряд, так же, как любой другой мог бы его произнести. Вы ведь делали так иногда, правда? Делали?

— Конечно. В именах бывает какое-то очарование.

— Бесспорно. Так вот, этот «Морской нырок» столкнулся с чем-то и затонул. Я начал подозревать, что происходит неладное. Тогда я взял другое имя из газет. Решил, что это не должен быть человек вроде Гринвуда, который оказался психом, как вы сказали, и он не должен быть больным или старым. Субмарины и все прочее, от чего можно ожидать столкновения с какой-нибудь опасностью, тоже отпадали. Это должен быть кто-то молодой и здоровый, подумал я. И выбрал имя из школьных новостей. Девочка по имени Клара Ньюлэнд. Выпускница школы Эммануила, ей было всего семнадцать.

— Она умерла?

За дверью послышались всхлипывания коротышки.

— Автомобильная авария. В прошлое воскресенье. Она оказалась единственной, кто погиб. Все остальные получили незначительные ушибы.

— Это ведь могли быть просто совпадения, — очень мягко сказал доктор Шац. — Может быть, вы произносили и другие имена вслух, и ничего не произошло, но запомнили только эти, потому что связали их с трагедиями.