Александр Ермилов - Вселенная Марка Сенпека. Роман

Фирменная одежда, ключи от всех дверей, даже вручили фонарик, словно Марк Сенпек на мгновение стал героем фильма. И он даже изредка чувствовал себя супергероем со способностью выпускать солнечный луч из рук, разрезая тьму, но потом ощущал себя сорокалетним глупцом и неудачником, который не видел в своей постели женщину уже энное количество недель. Часть своего заработка он отдает Виктору в счет долга. Он каждый раз благодарит Корока, внутри считает, сколько еще месяцев ему отдавать почти половину заработанных джуттсов, а потом возвращается домой, желая скорее найти для себя другой мир.

***

Магазин кажется постройкой из бесконечных стен и поворотов, внутри которой ждут, когда их заберут покупатели, тысячи товаров, от шурупа до стиральной машины. На каждом стеллаже ждут голограммы-помощники, расскажут о товарах, предложат персональные скидки. И Сенпек каждую свою рабочую ночь обходит магазин, проверяя, рассматривая, наблюдая. Не редко он сражается с непонятными порывами и мыслями. Вроде, если бы в магазинах рядом с туалетным столиком или набором памперсов продавали людей, но все законно, по контракту, типа хочешь подзаработать, устройся товаром на полку, будь мужем на день или месяц, дочерью на час, ничего пошлого или отвратительного, но как бы это, скорее всего, облегчило жизнь некоторым несчастным.

На третью неделю его новой работы в дверь магазина среди ночи раздался быстрый панический стук. Затряслось толстое стекло, послышался приглушенный женский голос извне. Скорее всего, стучали долго, потому что Сенпек настиг входные створки, когда с улицы кричали уже истошно, но, вместе с тем, как будто бы пугливо. Словно стараясь не привлечь внимание кого-то вдалеке. Стучавшая умоляет впустить. У нее черные волосы и слишком большие глаза. Он не сразу открывает дверь. «У меня точно будут проблемы», ― подумал он. Ливень привычно заливает улицу везде, куда хватает взгляда.

Ее имя Инга. Челка Инги мокрыми прямыми полосами прилипла к бледно-белому лбу, и Марк вспомнил клавиши пианино в старой школе. А еще Ингу преследует кавэшник с солдатами.

– Почему? ― как-то наивно и по-детски удивленно спрашивает Марк.

– А ты как думаешь?! Книгу нашли у меня дома. Детский фольклор народов Севера. Я только с испугу успела выскочить из квартиры.

Еще она говорит, что при побеге оттолкнула юного солдатика, привлеченного к проверкам, и тот грохнулся на ее старый трельяж, доставшийся от бабушки. Зеркала треснули и посыпались, будто с обидой. Инга смеется сквозь слезы, а может это капли дождя, хотя всего минуту назад истошно вопила. Но ее смех скорее нервный. Марк слушает, но почти не слышит. Впустив беглянку в магазин, он, тем самым, оказал помощь преступнице, нарушил закон. А если попытаться выдворить ее теперь? Но он уже не сможет. И не хочет.

Марк уверенно ведет Ингу между стеллажами тайными путями, где, как он знает, видеокамеры не работают, но лишь пугают покупателей. Он усаживает ее в коморке сторожей. Делает знак, чтобы молчала и не двигалась. Обежав зал, выключает все лампы, проверяет двери, попутно высматривая за стеклами табун бегущих солдат. Но там никого. В подсобке Инга так и сидит неподвижно, словно натурщица. Она вопросительно смотрит на Сенпека, и тот спокойно кивает.

– Утром я уйду.

– А тебе есть куда?

Она молчит. Марк думает.

– Оставайся здесь, ― внезапно говорит он.

Они снова среди стеллажей, в слепых пятнах супермаркета. Решетка планировки залов выводит их в комнаты персонала, на служебную лестницу, в подвал. Там загрузочная, топочная и несколько складских помещений. Штабеля продукции: консервированная кукуруза, фасоль. Сухие корма, хлопья и чипсы. Коробки с футболками и майками. Упакованные в пленку кресла и стулья. Целые стены, а кирпичи из алюминия, картона и полиэтилена. Пробравшись вглубь, Марк оставляет Ингу там, где ее не должны найти, не смогут увидеть. Сокрытая пачками с влажными салфетками и ватными палочками она будет спасена. Потом он приносит ей несколько пледов и запас еды на два дня, которые он проведет дома, а магазин будет охранять другой сторож. Ей бы лучше вновь не шевелиться, не издавать ни звука. Сможет ли она?

Марк остается с ней до конца смены. Оказывается, что ей всего двадцать три года. Инга родилась, когда Сенпек женился. Его дочери сейчас тоже могло быть двадцать три. Она рассказывает все подряд. У нее дома осталась такса по кличке Хот-дог, которая обожает фисташковое мороженое и всегда смешно фыркает. Собака, наверное, сбежала. Инга говорит, что мечтает уехать. Она слышала, что кто-то помогает поднадзорным перебраться за границу. Показывает татуировку на предплечье и улыбается: глупость молодости. Проговаривает «молодость» как старушка, повидавшая многое. У нее слишком глубокие морщины в уголках глаз. А еще у нее веснушки. Марк приносит ей журналы, какие есть в продаже. «Засвеченная пленка» и «Благовоспитанность». Впрочем, фотографий там больше, чем текста. Когда она начинает засыпать, Марк уходит.

Два дня для него теперь тянутся слишком долго. Но на исходе второго ему звонят и просят выйти на смену раньше. В заходящем солнце блестят формы полиции и кавэшника. Дак-Чак что-то разъясняет персоналу, кивает солдату, руководит руками, будто при посадке военного самолета. Он велит Марку ожидать вместе с остальными сторожами в его кабинете. Ничего не объясняет, но Сенпек обо всем догадывается. У директора еще два охранника – Вар К. и Макс Булава, названный так из-за огромнейших лапищ. Оба приветствуют его искренним непониманием, которое старается скопировать на свое лицо Марк. В общем, через минуту в кабинет вламывается кавэшник Испуганный Д., двое солдат с номерами вместо имен и собственной персоной Дак-Чак. И тогда все выясняется: беглая преступница забралась на склад супермаркета и пыталась затаиться. Ее обнаружил мерчандайзер, завязалась драка, была вызвана полиция, а потом КВ. В ходе потасовки сотрудник магазина получил ушиб головы банкой с консервированными ананасами. Прибывшая полиция арестовала беглянку.

– Кто из вас впустил ее?! ― кричит Дак-Чак.

Молчание.

– Она сбежала позавчера, ― говорит Испуганный Д. ― Кто сторожил?

Дак-Чак, проведя нехитрые вычисления в голове, выдает: Сенпек и Вар К.

Макса отпускают, и начинается допрос оставшихся двоих. Вар, конечно же, все отрицает. Марк старается не сдаваться в отстаивании своей невиновности, но при этом внутри него все мертво и пусто. Он с трудом подавляет приступ, который сразу же выдал бы его: сделал несколько глубоких вдохов-выдохов еще в коридоре перед кабинетом, потом постарался состряпать смесь из гнева и возмущения. Как они посмели! Но как долго он сможет продержаться? Изнутри него рвется наружу хаос и ярость. Он почувствовал, как «загорелись» щеки, пересохло во рту. Как назло он вспомнил улыбку Инги, ее теперь несбыточное желание уехать.